юноша, поднялся на помост, разделся и впал в инертное состояние, усевшись в плетеном кресле, которое выглядело таким рыхлым, что, казалось, отпечаток тела надолго останется на сиденье. Роза никогда еще не рисовала обнаженное мужское тело и была слегка смущена, однако не так, как Трейси и Ивонна: те прилагали сверхчеловеческие усилия, стараясь подавить смешки. Рассел отстранился и не проявлял явно никакого интереса к тому, как расположился позирующий юноша, а тот сел на скудно освещенное место и выглядел так, словно в любую минуту готов впасть в дремоту. Роза вообще не могла начать рисунок, потому что лицо натурщика оказалось полностью в тени, а большая часть тела скрывалась за краем плетеного кресла.
И тут ее озарило, когда она сложила два плюс два. Ведь это всего лишь ловушка для новичков, устроенная Расселом. Она встала, подошла к натурщику с другой стороны от окна и, когда нашла желаемую перспективу, передвинула туда свой стул и продолжала выполнять задание уже там. В конце концов, раз им предстоит писать красками с эскиза, она сможет вернуться на прежнее место.
Все заметили, что она пересела, однако словно приросли к своим местам, включая Джонатана, не желая рисковать, как предположила Роза. А она рискнула и сознавала это, и если ее поступок окажется ошибочным, то Рассел скорее всего поднимет ее на смех.
— Я рад увидеть, что хоть одна персона здесь понимает суть упражнения, — раздался сзади сдержанный голос, заставив студийцев повскакивать со своих мест. — Только что был проведен эксперимент на умение видеть, а человеческий глаз неспособен увидеть что-то, находящееся за углом. Не забывайте, что нам предстоит рисовать натурщика, а не кресло.
Студия наполнилась стремительным топотом и скрежетом, когда все мольберты поехали в одном направлении и вся публика собралась возле Розы у окна, где, разумеется, устроителями было предусмотрено место для их размещения. Роза вспыхнула, испытывая скорее облегчение, чем удовлетворение, пока не обнаружила, что Алек Рассел стоит неудобно близко от нее, засунув большие пальцы в карманы штанов и разглядывая ее работу. Она с трудом сглотнула. «Учительский любимчик», — донеслось до нее бормотание Джонатана, в душе пораженного ее необыкновенной храбростью.
Всегда бывает намного тяжелей что-то делать, если за тобой наблюдают, и не раз Роза чувствовала, как дрожит ее карандаш, когда глаза Рассела, подобно лазерам, устремлялись на ее блокнот. Но в конце концов, как и всегда, ее природная способность погружаться с головой в работу одержала верх над другими чувствами, и лишь спустя некоторое время она с уколом разочарования заметила, что он перешел к другим подопечным.
Розу завораживала противоестественная хилость рук и ног натурщика и нездоровый цвет лица. Словно рисуешь труп. И она испытала шок от внезапной мысли, а каково было бы нарисовать вместо этого юноши Алека Рассела, ведь его впечатляюще выпуклые и тугие мышцы явились бы намного более благодарным объектом. Слегка порозовев, когда этот образ ворвался в ее мозг, она беспощадно изгнала его оттуда и стала прикидывать, стоит ли рисовать прыщи модели для полноты картины, когда Рассел заявил, что время истекло. Восстав из мертвых, юноша задрапировался в довольно грязный балахон и томно удалился.
— На данном этапе я не намерен комментировать то разнообразие технических приемов, которые имел удовольствие лицезреть, — загадочно заметил Рассел. — Скажу только, что рисунок сродни меморандуму, он многое говорит о руке, сделавшей его. Некоторые из вас, очевидно, используют собственную стенографическую манеру. Что ж, это вполне допустимо — если вам удастся потом расшифровать ваши записи.
После этих слов многие неудобно заерзали, и ясно было, что часть из этой стенографии окажется неподдающейся прочтению для своего незадачливого автора.
— Можно мне задать вопрос? — Головы повернулись, и холодный взгляд Рассела уже стал примораживать ее к стулу, прежде чем Роза осознала, что, каким-то образом, это ее голос прозвучал только что в студии. — Я не могу понять смысла в таком обобщенном указании на ошибки, — заявила она храбро, стараясь подражать интонации, которой пользовалась в Холитри, призывая к порядку младший, четвертый класс. — Мне лично хотелось бы знать, где я ошиблась, чтобы иметь возможность исправить ошибку, а не закрепить ее на холсте.
Наступило настороженное молчание.
— Разумеется, — спокойно произнес он. — Не соблаговолите ли принести ваш рисунок сюда, мисс э…?
— Роза Ферфакс, — сознавая, что все глаза устремились на нее, Роза стала ярко-пунцовой.
— А случайно не Роза ли Крап? — насмешливо спросил он, и такой намек на ее изменившийся цвет лица вызвал предательские смешки среди ее коллег.
Молча и с трепетом Роза вручила свой рисунок, который Рассел ловко приладил на мольберт перед студийцами.
— Ну, а теперь, пожалуй, посмотрите все на свои собственные рисунки и скажите мисс Ферфакс, какие ошибки она рискует совершить.
Рисунок был выполнен точно и хорошо, и все это сознавали. Из класса не раздалось ни одного замечания, каждый отчаянно радовался, что перед всеми оказалась работа Розы, а не его собственная. После затянувшегося молчания Рассел взял указку и дал краткий, четкий и скрупулезный анализ работы Розы, указав на ее слабые стороны, но сделав несколько вполне лестных замечаний, отчего краповый цвет Розы превратился в киноварь.
— Вы обладаете исключительной самодисциплиной, мисс Ферфакс, — сказал Алек Рассел с едва заметным намеком на сарказм, возвращаясь к ее рисунку. — Без самодисциплины, леди и джентльмены, нельзя рассчитывать на то, что вам удастся передать живую натуру. Коль скоро она не заставляет нас сдерживать свое творческое эго, чтобы избежать критики. — И после такого загадочного замечания он отпустил класс пить кофе.
— Я прямо-таки потерял под ногами почву, — пожаловался Розе и Джонатану Альберт, пенсионер, когда они сидели в столовой. — Все эти «мысленные образы» и прочие словеса звучат для меня немного непонятно.
— Разрешите присесть к вам? — раздался грохочущий голос Билла Поллока.
— Те же и уполномоченный по связям с общественностью, — прошипел Джонатан в ухо Розе.
Билл Поллок являл собой довольно плутовскую фигуру — лысеющий мужчина, с круглым красным лицом, украшенным козлиной бородкой. Он носил неизменный вельветовый пиджак с кожаными заплатами на рукавах и всегда сопровождал свою речь театральными жестами. Что-то вроде смеси безумного профессора из научной фантастики и всеобщего любимого дядюшки, подумалось Розе.
— Не мог удержаться и подслушал сейчас ваш разговор, — начал он, подвигая стул. — Это совершенно нормально, что после первой встречи с Алеком Расселом вы почувствовали, как из-под ног у вас уходит почва. Первоначально слушатели всегда теряют уверенность в себе и начинают сомневаться, удастся ли им пройти весь курс. Я сталкивался с этим неоднократно. И прежде чем плыть назад, на безопасное мелководье, вспомните, что я говорил вчера вечером насчет предвзятых мнений. Алек не бросает никому спасательных кругов, но и утонуть тоже не дает.
— Оцени эти потрясающие метафоры, — шепнул Джонатан.
Билл Поллок продолжал говорить всякую всячину и увещевать малодушных, а Джонатан все стрелял из укрытия, говорил колкости, понимая по отрешенному выражению лица Розы, что не может рассчитывать на ее внимание. А Роза испытывала смущение и беспокойство. Рассел сбил ее с толку и привел в замешательство. Она испытывала жалость к менее одаренным слушателям из их группы, подозревала в нем изрядный снобизм замкнутого художника и не одобряла его методов преподавания. Но даже дикие лошади не смогли бы оттащить ее прочь от следующего занятия.
Оно оказалось не таким необычным. Рассел терпеливо объяснил, ради менее опытных слушателей, как работать маслом, и, опираясь на несколько популярных иллюстраций, посоветовал пользоваться ограниченной палитрой, рассказал о взаимодействии цветов и о том, как полезно для успешной работы готовить заранее холст. После ланча последовала старательная подготовка холстов, а затем класс завороженно смотрел, как Рассел прикрывает собственный, до той поры не демонстрировавшийся рисунок, сделанный, видимо, по памяти, и, достав свой, уже приготовленный холст, наполняет палитру со сноровкой шеф-повара, готовящего омлет. Затем он начал писать.
