настоящий оскорбленный муж. Он немедленно предположил самое худшее. Я никогда еще не видела, чтобы мужик так злился. Я думала, что попаду в Чисвикскую женскую больницу.
И когда Роза судорожно вздохнула от ужаса, она торопливо добавила:
— Он не ударил меня. Все было гораздо хуже, чем это. Он поставил передо мной ультиматум: либо я соглашусь выйти за него замуж, либо все кончено. Что ж, подумала я, пусть будет так, и сообщила ему решительным видом, что все действительно кончено. Мне это тоже нелегко было сделать. Ну, и с таким вот ощущением вины и всего такого прочего я, видно, хватила через край и наговорила ему разных небылиц и совершенно непростительной ерунды. Вероятно, я страшно обидела его. — Она украдкой глянула на Розу и неудобно заерзала в кресле.
— Роза, в тот вечер он принял большую дозу снотворного. Найджел и большая доза! — Роза тупо глядела на Филиппу, не в силах поверить своим ушам. — К счастью, у меня появились ужасные предчувствия рано-прерано, почти сразу — я была в адском состоянии после ссоры, страшно переживала, — и когда он не ответил на мой телефонный звонок, я отправилась прямиком туда, вошла — а он там л-лежит! О Роза! — И она снова зарыдала.
— Филиппа! — рявкнула Роза. — Я должна пойти к нему. Он в госпитале или где?
— Н-нет. Все это случилось в последние выходные. Его увезли, вовремя промыли желудок и все такое прочее. Сиделка сказала мне, что так обычно поступают женщины. И от этого я почувствовала себя еще отвратительнее.
Роза была ошеломлена. Солидный, добродушный и надежный Найджел казался слишком далеким от распространенного портрета типичного самоубийцы — неврастеника, склонного к депрессиям, неуравновешенного — даже представить подобное казалось немыслимым. Да, недаром говорится про тихий омут…
— Ну, я просидела ночь в госпитале, и на душе у меня было так отвратительно, Роза, что я согласилась бы выйти за него замуж тут же, если бы могла таким образом исправить случившееся. Однако он даже не стал говорить со мной. И неудивительно после того множества гадостей, которые я ему наговорила. Он выписался на следующее утро и с тех пор не был в своей конторе. Он пьет, Роза. Он звонит мне постоянно день и ночь, чтобы сообщить мне, что он обо мне думает, а потом вешает трубку. Я слишком напугана, чтобы встретиться с ним, а еще не решаюсь сообщить Энид и Рональду. Не только из-за того, что они мне сделают, но ведь Найджел тогда разозлится на меня еще больше, чем сейчас. Роза, я в ужасе от того, что он может решиться на самоубийство вновь. Он кажется мне совсем безумным. Тут не только моя вина, правда. Откуда я могла знать, что он воспримет все подобным образом? Роза, пожалуйста, не проклинай меня!
Конечно, Роза не могла не сердиться, но все-таки понимала, что невозможно питать зло к Филиппе, когда она в таком подавленном состоянии.
— Конечно же, нет, — сказала она мягко. — Мы должны отвести его к доктору.
— Я звонила по 999, — горячо запротестовала Филиппа. — Я сообщила полиции и скорой, что, по моему мнению, один мужчина может покончить с собой. Они захотели знать, грозил ли он выброситься из небоскреба или что-то в этом роде. Потом они, кажется, попытались связаться с ним по телефону. Но когда я сообщила им, что он сейчас пребывает в суицидальном алкогольном ступоре, они заявили, что ничем помочь не могут. Роза, ты пойдешь к нему? — Филиппа торопливо рылась в сумочке, отыскивая ключ от квартиры Найджела. — Пожалуйста, сходи!
Роза подумала, что ее визит вреда не принесет. По крайней мере, у нее не будет истерики, как у Энид, и она не отвернется в шоке от сложившейся ситуации, как сделал бы ее отец. Кроме того, что-то ведь нужно предпринять, пока безумно любящая сына Энид, не получая никаких известий от сына, не позвонит ему, чтобы справиться, приедет ли он к ним в следующие выходные. А Найджел не доверится Энид, Роза знала это наверняка. Он, вероятно, даже не сознает, день сейчас или ночь.
Найджел жил в ультрасовременной квартире в Барбикане. Роза была там лишь один раз, когда он только туда переехал, в качестве официального семейного визита. Большую часть времени по призыву Энид, она там провела, убирая квартиру сверху донизу.
Она инстинктивно заколебалась, стоит ли ей воспользоваться ключом, и позвонила в дверь, воображая себе всякого рода ужасные сценарии; как она обнаружит Найджела с перерезанными венами либо висящим на люстре. Перед лицом безумного страха Филиппы Роза держала себя спокойно и под контролем. А тут, стоя в одиночестве, когда за ней никто не наблюдал, она почувствовала, что дрожит всем телом. С облегчением она услышала наконец шаги и грохот за закрытой дверью, словно кто-то натыкался на мебель. Затем дверь широко распахнулась, и в ней появился Найджел и агрессивно встал на пороге.
Уже много лет Роза видела его лишь по выходным, когда безупречно одетый, с изысканными манерами, учтивый, он появлялся, чтобы поразить свою мать, очередную подружку или обеих сразу. Этот же Найджел неделю не брился. Его глаза налились кровью, а волосы были всклокочены. Рубашка грязная, а вместо ауры дорогого лосьона после бритья от него исходил перекисший запах перегара, табака и пота. Он яростно уставился на нее.
— Что? — рявкнул он. Роза онемела. Тогда он поглядел на нее ужасным взглядом и сказал заплетающимся языком. — И чем могу вам служить?
Пораженная Роза поняла, что Найджел не узнал ее. Ситуация внезапно показалась нелепой и смешной.
— Найджел, это я, Роза. Позволь мне войти, — сказала она и без церемоний вошла в дверь.
В любой другой ситуации его реакция была бы радостной. А тут он заморгал и остолбенел, как в старомодной комедии, пристально вглядываясь в нее и приговаривая:
— Роза, милая? — пробормотал он с жалким изумлением, а затем: — Роза! Ты выглядишь… по- другому! — И это слово разрядило напряженность.
— Филиппа послала меня, — продолжала Роза, стараясь обойти опасность сцены пьяных слез. — Тебе нужно показаться врачу, Найджел.
Бутылки виски валялись по всей квартире. Странным и пугающим образом он не обнаруживал явных признаков опьянения. Хотя он держался нетвердо на ногах, однако речь его была, пусть хриплой и неразборчивой, однако логичной. Он скорее напоминал тяжело больного.
Внезапно Роза вспомнила о своих собственных бедах, и волна симпатии к товарищу по несчастью захлестнула ее. Она села рядом с Найджелом и обнаружила, что уже держит его голову у себя на груди, а он прильнул к ней словно маленький мальчик. В какой-то ужасный момент ей показалось, что он вот-вот расплачется, и хотя она ни в коей мере не стала презирать его за то, что сломался в ее присутствии. Однако он просто крепко обнял ее, хрипло дыша.
Роза почувствовала себя двойным агентом, когда он заговорил. Ей показалось лицемерным, что она вынуждена выслушивать диатрибы[17] в адрес Филиппы. Очень по- разному, но она относилась с нежностью к ним обоим, однако ее первая верность должна принадлежать Найджелу. А он говорил ей, что Филиппа — сука. Говорил это по-разному, и в его словах отсутствовала последовательность и ясность.
— Перестань, — прошептала Роза, гладя его по волосам. — Она не стоит того. — Это, по крайней мере, было приемлемым. Филиппа сама, вне всяких сомнений, всем сердцем согласилась бы с этим.
Они продолжали обмениваться полузаконченными фразами, сумбурные слова казались вторичными при обмене звуками боли и сочувствия. Он, казалось, получал от этого большое утешение, и когда его вес стал все больше и больше придавливать ее к подлокотнику диванчика, Роза увидела, что он задремал, обессиленный виски, жалостью к себе и некоторым облегчением. Розу поразило, что она была скорее всего единственной, кто мог дать ему это утешение, не уязвляя и дальше его гордость. С некоторым трудом она выпуталась из его изумленных объятий, подняла его ноги на диван и прикрыла одеялом. В знак признательности он громко захрапел. И в этом звуке слышалась какая-то утешительная нормальность. Роза принялась за дело, открыла окна, вычистила весь мусор и восстановила квартиру в ее обычном, изначальном порядке. В данной ситуации Энид могла бы гордиться ею. Поскольку Найджел впал в тяжелый сон, Роза позвонила Филиппе.
— Все в порядке. Сейчас он заснул.
— Слава Богу, — пробормотала Филиппа.
— Мне кажется, что его не следует оставлять одного. Похоже, он намерен спать целые сутки. По-
