моему, в его венах течет чистое шотландское виски. Ты, пожалуй, отправь мои чемоданы в такси, Фил, ко мне сюда. И не звони, а то у него может все начаться по новой.
— Он ненавидит меня, Роза?
— Разумеется, ненавидит. Это означает, что он все еще тебя любит, что само по себе настоящая проблема. Фил, скажи мне честно, ты уверена что не хочешь вернуться к нему? Это повлияет на то, как я буду все улаживать.
Голос Филиппы был едва слышен от стыда.
— Уверена, — прошептала она.
Когда приехало такси, Роза поставила свои вещи во вторую спальню, переоделась в домашнюю одежду и приготовила себе ланч, воспользовавшись хорошо наполненным холодильником Найджела. Интересно, что он сказал на работе и что подумала приходящая уборщица, когда, судя по состоянию квартиры, Найджел перестал ее сюда пускать. Чем больше она изумлялась всей этой невероятной, запутанной ситуации, тем сильнее ее поражало, что Найджел, подобно ей самой, обладал такой стороной своей натуры, о которой никто не знал. И, продолжая размышлять над этим, она чувствовала, как все больше подходит к пониманию того, что он должен был пережить. Тут прослеживалась определенная параллель между тем, как вела бы она себя, будучи скорее всего отвергнутой Алеком — опустошенная, униженная, с попранным достоинством и рухнувшей уверенностью в себе. Как бы она ни любила Филиппу, но понимала, что та, вероятно, действовала очень мелко и не сознавала того разрушительного действия, какое она уже давно оказывала на чувства Найджела. Филиппа привыкла к тому, что мужчины теряют от нее голову, и перестала все принимать всерьез. И когда Найджел стал «настойчивым» в отношении свадьбы и отцовства, неужели Филиппа не поняла значения подобных чувств для человека, который всегда наслаждался всеми преимуществами холостяцкой жизни? Хотя, если сесть и подумать, то вовсе нетрудно вообразить Найджела трансформированным в архетип профессионального семьянина, свежую, с иголочки, мечту рекламных агентств — провинциального, ограниченного, рационального. Тогда как Алек, разумеется… Роза ущипнула себя, слегка рассердившись.
Через какое-то время Найджел проснулся, по частям, сначала одна рука, потом нога, словно ребенок в кроватке. Хорошо еще вспомнил, что произошло до этого. Роза опасалась, что придется начинать все сначала.
— Я долго спал? — осведомился он, моргая.
— Примерно полдня. Сейчас полдевятого вечера.
— Какой сегодня день? — Его смущение было неподдельным.
— Воскресенье. Как думаешь, сможешь завтра пойти на работу?
Вместо ответа он отодвинулся в глубь дивана. Роза догадалась, что это означает «нет». После многочасовых ожиданий она была слегка уязвлена тем, что он счел ее присутствие само собой разумеющимся и даже не поинтересовался, как она оказалась у него. Однако тут же сделала себе выговор, когда приглушенный стон поведал о том, что Найджел сейчас и мать, и отец всех похмелий.
Роза целеустремленно отправилась в ванную комнату и пустила воду.
— Тебе нужно привести себя в порядок, — скомандовала она своим самым учительским голосом. — От тебя пахнет ночлежкой.
Он кивнул с пристыженным лицом, не без труда поднялся и заковылял к ванной, как ему было велено. Слегка пораженная, Роза мягко добавила:
— Не запирай дверь. На всякий случай, вдруг тебе станет плохо.
Сквозь сумрачный вид блеснула искорка прежнего Найджела, когда он дернул ее за ухо жестом из их давнего детства.
— Все, что скажешь, сестренка, — сказал он с призраком улыбки.
Пока он мылся и брился, Роза кое-как пыталась приготовить еду. Она совсем утратила домашние навыки. Во Франции пища таинственно появлялась по заказу, несмотря на отсутствие постоянных часов на еду, а грязная посуда по волшебству исчезала и вскоре уже сверкала чистотой в дубовых буфетах на кухне. И казалось странным и нелепым возиться с кухонной посудой вместо принадлежностей для живописи. Она чувствовала себя неповоротливой и неловкой. Поставив еду в духовку, она нашла в сумочке аспирин и приготовила для Найджела изрядную дозу и большой стакан апельсинового сока. Глядя на таблетки, подумала, чем он пытался убить себя? Спустя, казалось, целую вечность он появился в дверях ванной комнаты в халате, очень чистый, гладко выбритый и совершенно трезвый.
Он запротестовал, увидев пищу, однако Роза строго заставила его поесть, после того как он проглотил сок и аспирин.
— Ну, Роза, — сказал он наконец, когда она с неохотой позволила ему оставить часть еды на тарелке, — ты тут проделала хорошую работу, спрятав мои галстуки и удалив все острые предметы? Какое счастье, что нет газа, хотя у меня остались кое-какие рудиментарные представления, как устроить себе казнь на электрическом стуле.
Шутка, казалось, сулила добро.
— Нет необходимости, — храбро заявила она, — потому что я останусь тут ночевать и не уеду, пока не буду уверена, что с тобой все в порядке.
Его реакция удивила ее.
— Останешься на ночь. О, Роза, неужели правда? Я хочу сказать, неужели ты не против? — искреннее признание своего страшного отчаянного одиночества, которое сделал Найджел, сжало ей сердце.
— Конечно, нет. В конце концов, я ведь твоя сестра.
В ответ на это Найджел поглядел на нее достаточно испытующе, прежде чем признал:
— Да, конечно, это так.
На следующий день она не стала отправлять его на работу. Позвонив в его контору, она обнаружила, что кудахчущая секретарша уверена, что Найджел болен вирусным гриппом, об этом было произнесено много слов, и нет, он не должен появляться, пока не поправится окончательно.
Она отослала прочь уборщицу, заверив ее, что на оплате это не отразится, и получив любопытный, понимающий взгляд в ответ на свои придуманные объяснения, сопровождавшиеся пожатием плечами: однако женщине было явно все равно. Найджел встал довольно поздно, но позавтракал плотно. Роза предложила ему погулять на свежем воздухе. Ей хотелось рассказать Найджелу кое-что из своих новостей. Предвкушение, что ее появление окажется для всех громом среди ясного неба, потерпело полнейшее фиаско, и сейчас ей с нетерпением хотелось узнать реакцию Найджела.
Она намеревалась представить ему основательно подчищенную версию событий, но после того как увидела его на дне пропасти, почувствовала необходимость быть с ним честной, в принципе, если не в фактах. Или же настолько честной, насколько она могла себе позволить, не выдавая глубины своих чувств к Алеку.
Пока они гуляли, она объяснила, что поехала еще на одни летние курсы во Францию, упомянув об этом вскользь, так как Филиппа могла случайно проговориться про ее визит в Бретань. Однако Филиппа, с типичной для нее хитростью, держала Найджела в полнейшем неведении. Роза сказала ему, что Билл Поллок был руководителем, что он убедил ее решиться пойти в художественную школу, в которой занятия начнутся на следующей неделе. Затем, после некоторых колебаний, бросив на него украдкой косой взгляд, она добавила:
— Я познакомилась во Франции с одним мужчиной.
— Я так и подумал, — заметил Найджел, его остроумие, очевидно, полностью восстановилось. — Я имею в виду, честно, Роза, что ты совершенно неузнаваема. Одежда, волосы, все. Раньше просто держала свой огонь под спудом. Догадываясь, что тебе было по-настоящему интересно во Франции. — Он бросил на нее острый взгляд.
— Было не совсем так. Я просто решила, что поездка во Францию даст мне шанс немного развеяться. Я переменила свою внешность совершенно хладнокровно. Несколько покупок в магазинах, парикмахеры, все прочее. Сработало здорово. Беда в том, что получила я больше, чем рассчитывала.
Что-то звонкое и хрупкое в ее голосе заставило его остановиться. Он направил на нее взгляд. Роза почувствовала, как ее оборонительный вал рухнул, взор затуманился. Сочувствие расслабит ее и превратит в хныкающую развалину.
— Роза, — печально пробормотал Найджел. — Ты тоже была обижена, да?
