«популярна» среди всех слоев населения, в него верят все, включая докторов и священников. Почувствовав, что эта тема становится опасной, Николь умерила свой пыл и задумалась над тем, как ей теперь уйти от этого разговора.
– Если кто-то сделал с вами такое, – продолжал Ричи, прервав наступившее молчание, – вы должны назвать мне их имена. Может, вы подозреваете кого-то, кто живет в этом доме?
– Конечно, нет, – ответила Николь, стараясь обдумывать теперь каждое слово, – это все мои собственные глупые фантазии, доктор Ричи. После родов меня стали посещать странные идеи. Иногда я совершенно не понимаю, о чем говорю.
Как будто поняв, что она старается уйти от разговора, Ричи прищурил глаза, и в них Николь заметила огонек недоверия.
– А ваш отец знает о вашем состоянии?
Николь явно начинала паниковать. Если сэр Дензил узнает, что его дочь заколдована, то последствия этого могут быть самые ужасные.
– О, да, – виновато проговорила она, – сэр Дензил заметил, что после родов я стала немного не в себе, – она повторила слова, которые слышала и от Эммет, и от Майкла, – поэтому он и решил, что меня должен осмотреть врач. Он подумал, что такой мастер своего дела, как вы, быстро поставит меня на ноги.
Но доктора Ричи не так-то просто было провести.
– Прежде чем продолжить наш разговор, я думаю, мне следует увидеться с сэром Дензилом, – сказал он.
– Его нет, – сказала Николь как можно уверенней, – вы же знаете, все вокруг только и говорят о войне, и он постоянно разъезжает, договариваясь с соседями.
– Тогда мне пора. Да, я оставлю вам одно лекарство. Если оно не поможет, мне ничего не останется, как пустить вам кровь, – он подошел к своему саквояжу и достал бутылочку с ядовито-желтой жидкостью. – Принимайте это три раза в день после еды.
– Что это?
– Заячья моча – старинное, но очень верное средство от меланхолии и болезни мозга. Также советую вам, госпожа, избегать шумных больших компаний и не переедать, постарайтесь также регулярно прочищать желудок.
Ей показалось, что он говорит все это в шутку, но на его лице не было и тени улыбки. И так как она уже сталкивалась с непредвиденной ситуацией в этом незнакомом ей столетии, ей ничего не оставалось, как с серьезным видом взять бутылочку и заверить доктора Ричи, что она постарается отбросить свои глупые фантазии. И все-таки ей, по всей видимости, не удалось до конца убедить его, так как в дверях он повернулся и сказал:
– Завтра я приду проверить, как вы себя чувствуете, госпожа Локсли. А на досуге советую вам подумать и вспомнить, не произносил ли кто-нибудь над вами непонятных слов, похожих на заклинание, – он замолчал, по-видимому, что-то обдумывая. – Ваш ребенок в порядке?
– В полнейшем, – заверила его Николь, – уверяю вас, он вполне здоров.
– Ага, – это было последнее, что сказал доктор, перед тем, как уйти.
Когда дверь за ним закрылась, Николь упала на стул и расплакалась от невероятного облегчения. Потом она подошла к столу и, налив себе бокал вина, уселась с ним около окна, глядя пустыми глазами в серые сумерки и думая о том, что же ей теперь делать.
Было совершенно очевидно, что ей просто необходимо принять какое-то решение. Она может активно продолжать поиски способа вернуться назад, всякий раз сталкиваясь с предрассудками и страхами, или же просто ждать, когда случай сам представится: это может быть сон или случайная медитация, которая вызовет транс и поможет ей оказаться в реальной жизни. В любом случае, ей надо подумать о своей безопасности. Получалось, что пока ей ничего не остается, кроме как в точности копировать Арабеллу.
Обдумав все, она поняла, что другого выхода нет. Она больше не сомневалась в том, что прекрасно сможет играть роль Арабеллы. На мгновение поддавшись отчаянию, Николь осушила бокал, и тут вместе с решимостью к ней вернулось знакомое уже чувство волнения и возбуждения, пробежавшего холодком по спине.
С этого момента жизнь для нее сделалась невыносимой. Каждый день, просыпаясь, Николь с замиранием сердца нутром чувствовала, что она все еще находится в Хазли Корт, что чуда так и не произошло, хотя ее освобожденное сознание наверняка блуждало где-то в потемках, ища дорогу к ее настоящей жизни. Потом, когда первое потрясение прошло, ей стало даже интересно каждый день, вставая с постели, удивляться всему, что она видела вокруг себя, и, подобно ребенку, делать все новые и новые открытия.
Как и многие ее подруги, Николь всегда строго следила за своей внешностью и фигурой, и сейчас, раз уж ей суждено было существовать в теле Арабеллы, она решила не отступать от этого правила. Несмотря на большую разницу в пище двадцатого и семнадцатого веков, она старалась придерживаться диеты и начала делать специальные упражнения, чем до смерти напугала бедную Эммет, которая однажды, войдя в комнату увидела, как ее госпожа в одном нижнем белье странно кланяется и дрыгает ногами.
– Боже мой, Арабелла, что это за дьявольские игры? Куда, ради всего святого, подевалась ваша скромность?
– Она куда-то исчезла после того, как я родила ребенка. А сейчас будь умницей, оставь меня в покое. Мне необходимо обрести прежнюю форму.
Служанка вышла из комнаты с выражением обреченности на лице. Впрочем, такое выражение лица было у нее теперь все время, она давно поняла, что с ее госпожой, которую она знала с малых лет, происходит что-то очень странное, но она даже представить себе не могла, что именно. Она также была очень удивлена тем, что Арабелла начала проявлять большой интерес к косметике, причем с совершенно неожиданной стороны. Если раньше она никогда ею не пользовалась, то теперь макияж стал для нее обязательным ежедневным ритуалом. Губы теперь у нее всегда были аккуратно обведены розовой помадой, щеки нарумянены, а ресницы выглядели странно длинными и темными. Все слуги знали, что Арабелла часто спускается в подвал, где у нее хранились всякие травы и настойки, которые она смешивала по своим собственным рецептам.
Ее желание придать своей внешности привычный шарм и утонченность было столь велико, что однажды она чуть не подстригла волосы. Потом, вспоминая об этом, она поняла, какая бы это была ошибка, и очень обрадовалась, что в тот момент Эммет вошла в комнату и сердито спросила, что это она собирается делать и неужели ей хочется быть похожей на мальчика.
– Но мне нравятся короткие волосы.
– Тогда вы совсем будете на себя не похожи, – яростно возразила Эммет, и актриса, которая вообще никогда не прислушивалась к советам женщин, внимательно посмотрев на нее, вдруг рассмеялась.
Ей все больше и больше нравилась Эммет, она напоминала ей малиновку: вся в черном, с черными волосами, с очень подвижными чертами лица и маленьким темно-красным ротиком. Фигура у нее была маленькой и тонкой, но ее хрупкость была обманчивой.
Служанка оказалась неприступной преградой на пути доктора Ричи, который настаивал на кровопускании, не сомневаясь уже более в том, что столкнулся с колдовством. Рассказав ему, как помогло лекарство ее госпоже, Эммет настояла на том, чтобы Ричи обследовал ступни Арабеллы, так как она боялась, что у нее может развиться артрит. Доктор важно заявил, что избыток секса мог ослабить ее суставы, и теперь, раз она на это жаловалась, он стал подозревать, что это нечто большее, чем простое растяжение связок. Однако этот трюк оказался удачным, и к тому времени, когда доктор выразил желание снова поговорить с сэром Дензилом Локсли, отец Арабеллы уже успел уехать. Поняв, наконец, что на этот раз опасность миновала, Николь пообещала себе впредь играть свою роль с еще большей осторожностью.
Она продолжала кормить малышку грудью, хотя это немного ограничивало ее возможности, а она горела желанием подробно изучить дом и сад и все прилегающие к ним окрестности. Ее отвращение к детям переросло в своего рода безразличие. Сказать по совести, она не могла признаться, что любит Миранду, хотя, когда малышка сосала ее грудь, она чувствовала странное спокойствие и умиротворение. У нее также
