– Сэр, как вы осмелились предположить такое? – Хотя глаза Кортни сверкали, она, дразня его, надула губы, отчего Рори ужасно захотелось поцеловать ее.
– Вы ринулись вперед раньше нас. Лорд Эджкоум кивнул в знак согласия.
– И даже при этом мы догнали бы вас, но вы свернули на другую дорожку.
– Мы же не договаривались, что будем ехать все вместе. – Ее голос дрожал от смеха. – Я просто объявила, что буду у конюшен раньше вас.
– И, полагаю, вы потребуете плату в целый золотой соверен?
– От каждого из вас, – твердо заверила Кортни.
Рори взглянул на Эджкоума, который подмигнул ему, доставая из кармана костюма монету.
– Слишком много запрашиваете, миледи.
– Да. И запрошу еще больше. Вы, сэр, обещали мне партию в карты.
– У этой женщины нет сострадания. – Смеясь, лорд Эджкоум предложил Кортни руку.
Она приняла ее, затем просунула другую руку Рори под локоть. Втроем они пошли по дорожке к дворцу, их разговор прерывался взрывами смеха. После первой случайной встречи у конюшен они стали постоянно договариваться насчет совместных прогулок верхом. Кортни чувствовала, что может положиться на них как на своих друзей. Она привыкла к духу товарищества на борту «Ястреба», ей особенно не хватало старого Бони. Временами от одиночества она ощущала боль почти физическую.
Чувствуя, что Рори все еще относится к ней с подозрением, Кортни, тем не менее, была уверена, что ему можно довериться в минуту опасности. А чем ближе она узнавала лорда Эджкоума, тем сильнее утверждалась в своем первом впечатлении. Это был человек высоких моральных устоев, в душе не одобрявший темные дела лорда Берлингема. Во время их совместных прогулок спутники Кортни весьма откровенно высказывались о дворцовых интригах, хотя в обществе других держали свои мысли при себе.
Когда они вошли во дворец, Кортни ощутила, что непринужденность между ними исчезла. В замке всегда царило напряженное ожидание.
– Я тороплюсь в королевские покои, – сказал лорд Эджкоум, кланяясь Кортни. – Возможно, сегодня вечером, после ужина с королевской четой, я смогу сразиться с вами в картишки.
Проводив его взглядом, Кортни повернулась к Рори.
– В лорде Эджкоуме чувствуется какая-то неприкаянность. Иногда он выглядит таким печальным. У него есть семья?
Рори отрицательно покачал головой.
– Его жена и ребенок умерли много лет назад. Король не раз пытался его осчастливить браком с какой- нибудь из своих родственниц, но лорд Эджкоум предпочел остаться в одиночестве.
– Возможно, он не в состоянии содержать жену.
Рори откинул назад голову и рассмеялся.
– У него один из лучших домов в Лондоне. Кроме того, загородный дом в Суссексе,[6] полно скота, земель и десятки арендаторов.
– Значит, он не может забыть свою первую любовь.
– Да. Первую любовь забыть трудно.
Его слова причинили Кортни неожиданную боль.
Рори о чем-то задумался, когда они подошли к комнатам Кортни.
– Я слышал, что его жена была редкой красавицей. Говорили, что он чуть не умер от горя, когда потерял ее, а потом ребенка.
– Бедняжка. – Она задержалась у дверей. – Придется мне хорошенько его побить в карточном сражении.
– Какая же тут связь, миледи?
– Проигрыш отвлечет его от грустных мыслей. По крайней мере, хотя бы на ночь.
Рори разразился хохотом, но принял ее оригинальное объяснение. Эта странная девушка, несмотря на таившуюся в ней опасность, привлекала его все больше.
Он внимательно смотрел на нее – позолоченную отблеском полуденного солнца, проникавшего сквозь узкие окна. С каждым днем он находил ее все прекраснее и желаннее. Смутившись, Кортни отошла в сторону.
– До свидания, милорд.
– До ужина, Кортни.
Кортни решила, что сегодня вечером она будет держаться как можно более естественно. Главное – занять себя чем-нибудь азартным, не терзаться страхом перед тем, что ей предстоит сделать под покровом темноты.
Вечер тянулся долго. Кортни, Рори и лорд Эджкоум ужинали вместе с королем и королевой. Затем Кортни и Эджкоум уселись за стол у камина играть в карты. Королева вышивала, а Карл и Рори играли в шахматы.
Каждый раз, когда Кортни обыгрывала Эджкоума, все оборачивались на ее смех. Наконец Карл отодвинул шахматную доску.
– Я не могу сосредоточиться при таком шуме, – сердито заявил он.
