каши и пудинги, а также бисквиты и хлеб прямо из печи. На другом подносе – варенья и джемы, большой выбор печеных изделий на вкус любого сластены.
Эджкоум наблюдал, как Кортни смаковала яства.
– Наша пища не похожа на французскую?
– Не очень отличается. Во время путешествий я привыкла к экзотическим кушаньям.
Сообразив, что слетело у нее с языка, Кортни в ужасе прикрыла рот салфеткой.
– А каким образом вам удалось путешествовать, моя дорогая?
– Мой отец был… морским капитаном.
– А вы с вашей матерью плавали вместе с ним?
Кортни чуть не застонала, не зная, что ответить.
– Моя мать… не очень крепкого здоровья. Но я часто путешествовала с отцом.
– Удивительно! Дочь морского капитана стала фрейлиной королевы.
– Это… из-за знания иностранных языков. При Генриетте Марии я не столько фрейлина, сколько переводчица.
– Значит, – сдержанно заметил Эджкоум, – на службе у королевы вы совсем недавно.
– Да. – Кортни старалась избежать его взгляда, чтобы не сказать еще чего-нибудь лишнего. Ей так не хотелось обманывать этого славного человека. Решив сменить тему разговора, она спросила: – Это поместье перешло к вам по наследству?
Он покачал головой.
– Нет, от отца я унаследовал прекрасные земельные угодья, а также ферму в Суссексе.[9] Есть еще дом в Лондоне и много другого имущества, но это поместье я купил, чтобы утешиться после смерти жены и ребенка.
– Я была уверена, что это мужское пристанище, – с улыбкой заметила Кортни в ответ на его удивленный взгляд. – Здесь не чувствуется женской руки, нет обычных в семейном доме портретов, вышивок, безделушек. У вас есть портреты жены и ребенка?
Он ответил с грустным видом:
– Их много в лондонском доме и в других поместьях. Когда мы поженились, я был так горд своей женой, что заказал множество ее портретов. Она была любимой кузиной королевы. В лондонском замке есть несколько ее прекрасных изображений.
– Она была очень красива?
Он молча смотрел в пространство, пытаясь вызвать из прошлого образ покойной жены.
– Она была оригинально красива. Темные волосы на солнце отливали огнем, а глаза меняли свой цвет, казались то зелеными, то янтарными… как у вас. Голос мягкий и нежный. – Он улыбнулся. – Но и властный – она умела приказывать, не повышая тона.
Кортни ощутила дрожь от того, как он говорил о своей покойной жене. Было очевидно, что он до сих пор ее любит.
– Вы очень любили ее.
– Да, очень.
– Расскажите мне про вашу дочку.
– Не могу, – неожиданно произнес он и, видя недоуменный взгляд Кортни, мягко сказал: – Даже теперь мне больно говорить о ней. Девочка была ангельски мила, но с характером. Мне казалось, что она похожа на мать, но многие уверяли, что она унаследовала кое-что и от меня, – может быть, со стороны виднее. После смерти ее матери я не спускал с нее глаз. Мы никогда не разлучались, она заполнила всю мою жизнь, я таскал ее за собой повсюду с няньками и учителями.
– Она заболела?
Он отрицательно покачал головой.
– Я отправился по поручению короля в Ирландию, там как раз назревал мятеж. Девочку, как всегда, забрал с собой, но, поняв, что это дело рискованное, отослал ее обратно в Англию. – Он надолго замолчал, затем продолжил: – С тех пор я ее больше не видел. Но я благодарю Бога, что он послал мне ее, хотя бы на несколько счастливых лет.
– Вы все еще носите их в сердце, вашу жену и дочь.
Грусть омрачила его лицо. Кортни невольно накрыла его ладонь своей рукой. Как легко оказалось забыть все уроки Торнхилла и сделать то, чего требовало сердце, – попытаться утешить этого милого человека. Эджкоум взглянул на нее с удивлением, но ее участие было ему приятно.
– Простите меня, лорд Эджкоум. Я не хотела воскрешать болезненные воспоминания.
Он ласково улыбнулся ей и похлопал по руке.
– Подобные воспоминания доставляют не только боль, но и радость. – И задумчиво продолжил: – Это было так давно. Мне следовало бы привыкнуть к своей потере, но даже спустя столько лет я не в состоянии их забыть.
– Вы, должно быть, их очень любили.
– Больше жизни. Я отдал бы все, чтобы их вернуть, – страстно сказал он.
– И нет никого, кто бы мог заполнить пустоту в вашей жизни?
