Скоро наступит осень, потом зима, и злой солёный морской ветер начнёт готовить нам работу на будущий год. А мы будем прислушиваться к его порывам, сидя в задымленных подвальчиках и неспешно обсуждая за кружкой городские новости. Рано наступят сумерки, и, распростившись с собратьями по ремеслу, я выйду за порог. В свете фонаря будет быстро проноситься мокрая снежная пыль, мимо будут пробегать люди с поднятыми воротниками. Я тоже подниму воротник, спрячу руки в карманы старой кожаной куртки, постою в раздумьи и пойду себе не спеша. И обязательно должна существовать та, которая не сердится на меня за долгое отсутствие, но всегда готова принять приветливо, просто потому, что когда ты не один, то не заметно, как длинный зимний вечер переходит в ночь.
Шкарбутка
Что значит 'настоящий мужчина', 'настоящая женщина'? Трудно сказать, во всяком случае это не внешность. Сколько дурнушек умеют привлечь к себе внимание и даже вскружить голову, и даже привязать на век! Если вы открываете дверь и входите как чудо, как подарок и улыбка судьбы, радуя всех и радуясь сами, что осчастливили своим явлением – значит, вы – Женщина.
У нас на сборке работал один паренёк со смешной фамилией Шкарбутько, которую все произносили как 'Шкарбутка'. Он был очень маленького роста, и с этим ростом не вязалась его серьёзность, горбатый нос, сдвинутые брови и отчаянная задиристость.
Он лихо гонял на своём мотоцикле и вечно ходил в синяках и ссадинах – то ли из-за мотоцикла, то ли из-за нескончаемых драк, в которые сам ввязывался. Даже на мотоцикле он смешно выглядел – как кошка на лошади. Это именно ему приписывали такой уморительный при его росте рассказ: 'Иду как-то ночью, а навстречу мне – два здоровенных лба; один ростом как я, другой – чуть повыше…' И ещё все его подбивали порассуждать о женщинах…
Так или иначе, но однажды у нас на посёлке в чью-то квартиру ворвались двое с грабежом. Их заметили со стороны, подняли шум, тогда они по лестнице отступили на чердак и начали отстреливаться. И внизу собрались все, и милиция, и ничего не могли сделать, боялись сунуться.
И к тем двоим пошёл один Шкарбутка, и обещал им, что если они выйдут, то их отправят в милицию, а здесь их не тронут. Ну, а когда они вышли и отдали оружие, на них, конечно, тут же накинулись, и Шкарбутка бросился их защищать, и кричал:
'Сволочи, что вы делаете, я же слово дал!', и его самого отделали под больницу.
И в конце концов получилось так, что он полез по водосточной трубе к какой-то Маруське – может на спор, а может она его в дверь не пускала, – и на уровне третьего этажа труба обломилась. Летя вниз, он вывернулся, как кошка, и упал на руки. Он остался живой, но руки переломал больше чем на двадцать осколков, ему эти осколки складывали в несколько приёмов, операция за операцией. Руками такими уже, конечно, ничего делать нельзя, так что он числится теперь инвалидом.
Что-то последнее время о нём не слышно, наверное подкосила его эта беда.
Так что же, всё-таки, это такое – настоящий мужчина?
Шоссе Киев-Одесса
Всё было рассчитано совершенно точно. Жена с сыном отдыхала в Одессе, потом, по окончании своего отпуска, она должна была оставить сына в снятой комнате и выехать а Киев, а Эмиль должен был в тот же вечер выехать встречным поездом и быть в Одессе на следующее утро. Таким образом они, разминувшись ночью где-то на половине пути, сменят друг друга, и сын переночует сам только один раз, что совсем не страшно для десятилетнего мальчика.
Железнодорожный билет был приобретен заранее, но потом его разобрала досада: обидно мотаться в поезде туда и обратно, имея свою машину. Правда, неладно с колёсами; три из них хороши, а на четвёртом в покрышке повреждена боковая часть.
А запасную с наварным новым протектором после наварки почему-то никак нельзя надеть на диск – то ли она 'села' после наварки, то ли изнутри тоже наварилась резина – непонятно, но факт.
И всё-таки Эмиль решил ехать машиной. Ведь в Одессе с машиной будет веселей. А покрышку до отъезда как-нибудь наденут на станции обслуживания. Он сдал билет, отрезав себе путь к отступлению, и когда позвонила жена, сообщил ей о своём решении. Она даже обрадовалась, попросила встретить её с машиной на вокзале, и потом он сразу сможет выехать.
Самый приятный день отпуска – это последний день работы, каким бы занятым он ни оказался. По окончании каждого намеченного дела можно выключать участки мозга, как выключают свет в комнатах оставляемой квартиры, и постепенно в голове начинает ощущаться блаженная пустота, которая заполнится потом совсем новыми, приятными и не слишком серьёзными заботами.
Однако одна оставшаяся забота была серьёзной. Это – покрышка. Он всё отложил на последний день перед выездом, не учтя, что это будет суббота. Одна станция была закрыта, в другой не работало именно вулканизационное отделение, где монтировались покрышки, в третьей этим занимался хилый и неопытный мальчик, который беспорядочно стучал молотком по боковине, не зная, что делать с упрямой покрышкой. Пока всё это выяснилось, искать другие станции было уже поздно.
Эмиль вернулся домой и, загнав свой 'Москвич' в угол двора, решил впервые тщательно рассмотреть стоящую на нём дефектную покрышку и определить степень её надёжности. И тут обнаружилось самое худшее. Затолкав палец в трещину на внутренней боковине, он вдруг нащупал гладкую и упругую поверхность камеры. Дыра в покрышке была сквозной! Почему он не выяснил это раньше? Такое колесо может лопнуть в любую минуту, ехать с ним нельзя. От ощущения вздувшейся под пальцем ничем не защищенной камеры ему даже сделалось нехорошо, как если бы он, взглянув на свою неожиданную рану, увидел белеющую кость.
Как быстро изменились обстоятельства! Одна покрышка негодна, другую нельзя надеть, а завтра надо проехать пятьсот километров. Именно завтра и именно пятьсот. И никуда не денешься. И новую покрышку купить негде.
Оставшуюся часть вечера он посвятил бесплодным попыткам натянуть на обод наваренную
