охраной, с какой на Земле переправляют золото? Некоторые караваны с «предметами домашнего обихода» эскортируют по двадцать самых маневренных полицейских кораблей. Это не считая моих москитов.
– Кодированные названия? – предположил Генри.
– Это и дураку ясно, – не выбирая слов, подтвердил Скинертон. – Точно знаю, что везут картины, мрамор, бронзу из музеев, чтобы украсить Кокервиль к празднику. На прокат берут. За большие деньги и бешеную страховку. Как ты думаешь, есть ли резон перевозить вещи, которым нет цены, на орбиту, чтобы они повисели три дня?
– А не кажется ли вам, Скинертон, что вы недооцениваете возможность кокеров, когда речь заходит об их капризах?
– Каприз, говоришь… Возьмем продукты питания. Без них не обойдешься. Праздник должен продлиться три дня. А знаешь, сколько уже завезли? На целый год хватит. И всё везут, везут… Тоже каприз? Тогда проглоти еще один. Избранным гостям велено прибыть со всеми детишками и внучишками до грудного возраста включительно. Начальник охраны Кокервиля жаловался мне, что никогда еще не приходилось ему обеспечивать младенцев пеленками и женским молоком. Хватит капризов или добавить?
– Вы правы, Скинертон, – ответил Диренхэм после долгого раздумья. – Затевается что-то неладное…
– А что неладное, что? – подгонял его Скинертон.
– Уж не ждет ли Кокер войны?
У Скинертона весело блеснули глаза. Он явно обрадовался догадке журналиста.
– Значит, и тебя все эти капризы привели к тем же мыслям. А то я начал подумывать, что рехнулся от треклятого космического бдения.
– Другого ничего не придумаешь.
– И сомнений не было бы, если бы не другие чудеса. Предположим, ждет Кокер войны. Узнал. Свои люди у него всюду. Узнал и решил спасти ценные вещи и ценных людей. Но вот какая штука. Среди гостей не будет ни президента, ни премьер-министра. Это мне точно известно. Из государственных заправил тоже удостоятся считанные люди. Остальные останутся на Земле. А уж кто как не президент, не председатели разных комиссий должны были бы знать о войне больше, чем Кокер? Как ни богат он, но главные-то секреты у них. А заметил ли ты хоть какие-нибудь признаки тревоги и подготовки у земного начальства?
– Наоборот!
– Вот именно! – подхватил Скинертон. – Наоборот! Подписан закон, полным ходом идет подготовка к разоружению. Значит, разведка никаких фактов об угрозе нападения на нашу страну не обнаружила. А Кокер обнаружил! – Скинертон вызывающе смотрел на Диренхэма, словно предлагая ему: «Ту задачку решил, а раскуси-ка эту».
– Сдаюсь, – сказал Генри. – Ничего не понимаю.
– И я не понимаю, малыш. Но сдаваться не нужно. Для того я потратил на тебя без малого сорок минут, чтобы зашевелились твои «КД». Нельзя спать в такие дни. Смотрите, вынюхивайте и не сдавайтесь, пока не поймете. И я дремать не собираюсь. Слишком много на кону, чтобы плюнуть и забыть. У меня на Земле пять душ.
15
Списки гостей по заданным признакам составляли думающие машины Кокервиля. При этом они пользовались биографическими словарями и другими материалами, которые поставлял Информцентр. Сначала определяющий признак был сформулирован небрежно («выдающиеся личности»), и перечень имен стал приближаться к пятидесяти миллионам. Пришлось ввести географические и смысловые уточнения. Зону проживания «выдающихся» ограничили рамками «бастиона демократии», а само понятие обусловили высоким материальным цензом.
Ученые, инженеры, администраторы, священнослужители, адвокаты, врачи проходили по особому списку. Боулз настоял, чтобы признак «ученый» в свою очередь был регламентирован и относился только к представителям тех наук, которые хорошо зарекомендовали себя на службе бизнеса и войны.
Торн пробовал отстоять узкую категорию философов, историков, социологов, прославившихся многолетней борьбой с разрушительными идеями, но Боулз категорически возразил:
– Эти болтуны нам не потребуются. Ни с какими идеями больше бороться не нужно будет. Я этих умников знаю. Сегодня они доказывают одно, а завтра придумают что-нибудь новое, и опять начнется путаница в мозгах.
Кокер его поддержал.
– Никого! – кричал он. – Никаких идей!
Торн не настаивал. Неожиданную поддержку Кокера он получил, когда встал вопрос о писателях и о произведениях литературы, которые рекомендовались для микрокопирования. Боулз был так же решителен, как и в отношении к ученым.
– Ни одного! Пойми, Дэви, что они тоже никому не понадобятся. У нас с тобой не было и не будет времени их читать. А тем, кто останется, и подавно будет не до того. Поверь мне, что писатели опасней философов. Вспомни, сколько вредных мыслей и несчастий породили их книги. Из всего, что выдумано, хватит одной библии.
Торн и на этот раз готов был согласиться, но тут вмешался Кокер:
– Нет, Том! Одного можно. Даже – двух: Ливера и Гульке. Они здорово сочиняют. Я всегда жду продолжения их штучек.
Ливер и Гульке были популярнейшими авторами комиксов. После некоторого колебания Боулз сделал для них исключение.
Новый список содержал более четырехсот тысяч фамилий. При этом ДМ не учли, что значительная часть гостей прибудет вместе с ближайшей родней. Для дальнейшего сокращения ДМ не годились. Пришлось заняться этой нудной работой самим.
Кокер, взявший на себя труд просмотреть перечень банкиров, промышленников, крупных держателей акций и прочих бизнесменов, даже получил удовольствие от проделанной работы. Большинство фамилий, которые появлялись на экране вместе с короткими сопроводительными справками биографического характера, он или никогда не слыхал, или прочно забыл. Поэтому с легкой душой выкрикивал: «Убрать!» А когда вспыхивали знакомые по далеким временам имена конкурентов, не раз наносивших удар в спину, Сэм VI уже не кричал, а вопил: «К черту!» Хотя самого конкурента давно не было на свете и фигурировали его наследники, успешно сотрудничавшие в фирмах Кокера, Сэм VI был неумолим.
Длительные споры между Торном и Боулзом шли, когда вступали в соперничество списки разных категорий. Хотя Торн смутно представлял себе, как будут работать на опустошенной Земле представители науки и техники, но он резонно полагал, что именно им предстоит сыграть решающую роль в восстановлении цивилизации. Из их числа и выбирал он членов будущего правительства.
– Для чего вам все эти военные, которых вы включили? – спрашивал он Боулза. – Какие еще будут войны? Кому понадобится вся ваша стратегия?
– Войны будут всегда, Дэви. Никто не знает, как поведут себя те орды, которые останутся.
Боулз уже укомплектовал состав генерального штаба единой глобальной армии, которая будет пресекать всякую крамолу в самом зачатке и обеспечит надлежащий порядок на многие века. В его списке нашли место представители всех родов оружия, мастера разведки и полицейской службы. Был даже один из руководителей тюремного ведомства. Все они, как и родственники Кокера, приглашались с женами и детьми. Нельзя было допустить, чтобы у этой категории гостей осталось чувство горечи после окончания «Прополки».
С учеными было проще. Каждый из отобранных должен был прибыть на празднество без всяких семейных нагрузок. Торн пытался доказывать, что творческие работники, потерявшие свои семьи, вряд ли будут с усердием трудиться над созданием нового порядка на старой Земле.
– Поставьте себя на их место, генерал, – призывал он Боулза. – Что бы испытали вы, если бы, вернувшись с юбилея, узнали, что никого из ваших близких нет в живых? Был бы у вас стимул для
