чтобы мои материалы были понятны любому человеку. А уж такая тема, как эти убийства…
Сама не знаю почему, но эта тема меня внезапно встревожила. Вода остывала, пена осела, и мне уже не хотелось лежать в ванне. Аромотерапия почему-то не оказала своего действенного метода. Наверное, обида на Пашку вкупе с тревогой за неизвестных мне людей, погибших по непонятной причине, сделала свое дело. Я села в ванне и подтянула колени к подбородку.
– Я вот что думаю, – вдруг сказал Толик. – А ты уверена, что это происходит только в нашем регионе? У тебя же есть знакомые по другим городам. Пробей, не было ли похожих случаев у них.
– Хорошая мысль, – похвалила я Толика. – И еще можно у ментов поспрашивать. Только я сама туда не пойду, Никитку зашлю. Он там носом и так роет. Вполне вероятно, что чего-нибудь да разнюхает. Со мной менты вряд ли будут более откровенны, чем с ним. У ментов должны быть какие-то сводки, ориентировки… Это же все суммируется, куда-то отправляется… Но мне интересен другой фактор.
– Какой?
– Если эти убийства, как считает Сашка, между собой связаны, то по какому принципу отбирают жертв? Они между собой никак не связаны, никогда не встречались и друг друга не видели.
– Может, случайно? – предположил Толик.
– Может, – неуверенно произнесла я, – но мне почему-то в случайность не верится. Внутренний голос против случайностей.
– Может, маньяк?
– Не верю я ни в какого маньяка. Во-первых, там по свидетельству экспертов, орудует группа людей. Это что же, у людей в связи с осенью, началось сезонное обострение, и они объединились в артель? Во-вторых, если это все-таки маньяк, успешно маскирующийся под группу людей, то выбор его симпатий и вовсе непонятен. Все жертвы разные, это мне Никитка сказал. Порядочные маньяки себя так не ведут. Они отбирают внешне похожих людей, или объединенных чем-то общим, вроде хобби, запаха, цвета волос или манеры одеваться. А тут… Разные люди, разный возраст, разный социальный статус…
– Я бы не сказал, что социальный статус такой уж разный, – пожал плечами Толик, – хотя мне, конечно, сложно судить. Обычный средний класс. Ни миллионеров, ни нищих.
– Пожалуй, – с сомнением, протянула я. – Будь добр, кинь мне халат, он как раз под тобой. Дискутировать будем на кухне. Мать в ночной смене у тебя?
– Ага. А зачем ты халат на пол бросила?
– Я не бросила, он сам с вешалки упал.
Я выдернула из ванны пробку и встала. Толик протянул мне халат и даже деликатно отодвинулся вместе со стулом. Я замотала голову полотенцем, набросила халат и вышла из ванны. Через минуту Толик тоже показался в зале в обнимку со стулом.
– Кофе? Чай? – предложила я.
– А ты что будешь?
– Пожалуй, кофе.
– Ну и я кофе.
Кофе пришлось варить в два приема. Джезва у меня рассчитана на одну чашку, так что сперва я угостила Толика, пододвинула ему вазочку с печеньем, а потом, сварив кофе себе, села напротив, покачивая в воздухе ногой.
– Не переживай, – сказал вдруг Толик, – придет он, и вы помиритесь.
– Ты про что? – удивилась я.
– Да про Пашку твоего. Никуда он не денется. Разве такую красавицу как ты бросают?
– Да откуда ты знаешь, что я красавица? – горько улыбнулась я. – Ты же меня никогда не видел.
– Я тебя слышу. Мне этого достаточно. И потом, ты сама говорила, что красота – это веешь относительная: не то красиво, что красиво, а то – что нравится. Я слышу, что о тебе говорят соседи – пацаны с третьего этажа, когда ты бежишь с работы.
– Надеюсь, не только пошлости? – обеспокоено вскинулась я.
– Не только. В тебя тут влюблен весь двор. Они говорят, что ты – самая красивая, но такая неприступная. И что Пашка твой тебе не пара. А бабки наши наоборот, считают, что вы очень хорошая пара, потому что он – их любимчик.
– Еще бы, – фыркнула я. – Он же на Карлсона похож, а Карлсона все любят. Такой же толстый и уютный.
– Странные у тебя вкусы, – покачал головой Толик. – Хотя Никитка вполне тощим был, кажется?
– Меня всегда тянула к крупным мужчинам, – доверительно призналась я, хотя сама улыбалась и Толик это, кажется, чувствовал. – Толстые мужчины безобиднее, ими легче вертеть, заставлять плясать под свою дудку. Вот Никитос был тощим, потому у нас не сложилось. А толстячок в хозяйстве – вещь нужная. Зимой для тепла, летом для тени.
– Врешь ты все, – рассмеялся Толик.
– Вру? – возмутилась я. – Да я самая честная девушка в этом сезоне!
Толик хихикнул, я его немедленно поддержала. Почти что картинка семейного счастья. Аромат кофе, приятный собеседник, да еще и мужчина к тому же. При этом он явно от тебя без ума, и не важно, что он слепой. Вот только идиллию надолго сохранить не удалось. В дверь кто-то позвонил самым безжалостным образом.
– Кто это? – удивилась я, глянув на часы. Стрелки показывали половину десятого вечера. Время светских визитов было завершено. А жила я не сказать что в самом респектабельном районе. У нас с наступлением темноты здравомыслящий народ предпочитал из дома не высовывать нос.
– Может, Пашка? – предположил Толик, поднимаясь.
– Да ну. У него ключи есть. Соседка, наверное. Может, телефон не работает.
Я храбро шагнула к дверям, совершенно не подумав, что на мне только халат, надетый прямо на голое тело, а в качестве защитника – тощий слепой юноша. Как-то в собственном доме я никого не боялась. Однако у самых дверей я притормозила. Произошедшее вдруг разом навалилось на меня и поэтому я не стала, как обычно, распахивать дверь, а трусливо заглянула в глазок. На лестничной клетке маячила какая-то неясная фигура со смутно-знакомыми очертаниями.
– Кто там? – невежливо осведомилась я.
– Юль, открой, это я, – донесся с площадки тусклый голос.
– Тьфу, блин, – скривилась я и распахнула дверь. На лестнице стояла Наташка, моя двоюродная сестра-погодка, с кислым выражением лица.
– Привет. Ты чего шатаешься на ночь глядя? – осведомилась я, пропуская ее в квартиру. Наташка бухнула сумку на пол, забрызгав стенку грязью. С жутко замызганных сапог немедленно натекла лужа. Я скалила зубы в приветственной улыбке, хотя никакого восторга не ощущала.
– Из дома ушла, – трагически заявила Наташка. – У меня там такой случилось, ужас просто. Можно, я у тебя переночую, а завтра буду квартиру искать?
– Ночуй, конечно, – пожала я плечами. – Места не жалко. Скидывай свое пальто.
Наташка тяжело вздохнула, вложив во вздох весь драматизм происходящего, и скинула мне на руки пальто. Пройдя в комнату, она уселась на диван и вновь испустила такой вздох, что даже стены бы заплакали. Я терпела, придавленная тяжестью пальто.
– Ну, я, наверное, пошел? – неуверенно произнес Толик.
– Иди на кухню и допивай свой кофе, – приказала я, дошлепав до вешалки и пристроив на нее пальто.
– Юль, – вскинулась Наташка, – ты его на плечики повесь, а то оно форму потеряет, если просто на крючок…
Я стиснула зубы, скинула с плечиков легкую Пашкину куртку и пристроила на ее место пальто. Наташка меланхолично разглядывала стенку. Босой ногой я наступила в грязную лужу, набежавшую с Наташкиных сапог, и с трудом сдержалась от некрасивого и не очень цензурного слова. Сунув ногу в тапку, я повозила по полу специально брошенной для этой цели тряпкой. Наташка не шевелилась. Я с полминуты ждала, пока она что-нибудь скажет, а потом плюнула и ушла на кухню. Эффект не заставил себя долго ждать. Оставшись без аудитории, сестрица приперлась следом. Она встала в дверях и посмотрела на меня глазами подстреленной лани.
– Я так устала сегодня. Можно, я ванну приму?
– Полотенце в шкафу. Шкаф в спальне. Спальня прямо по коридору, – нелюбезно ответила я.
– А потом можно мне кофе? – робко спросила Наташка. – А Павел где?
– Кофе я тебе сварю. Пашка у мамаши своей водку хлещет. Иди уже.
Наташка кивнула и скрылась в коридоре. Судя по тому, что она ушла в направлении ванной, а не спальни, полотенце мне придется ей нести самой. Я стиснула зубы так, что едва не откусила кусок кружки. Толик нервно ерзал на месте.
– Может, мне лучше уйти? Ты что-то не в настроении…
– Будешь тут в настроении, – проворчала я. – Не обращай внимания. Допивай кофе спокойно.
Ничего хорошего от визита сестрицы я не ждала. Честно говоря, в последнее время я ее недолюбливала. Нет, ничего плохого Наташка мне не сделала. Для этого у нее была слишком слабая психика. Обидеть ее ничего не стоило, а вот сама она плохого слова сказать не могла. Наташка действовала по-другому, добивая всех окружающих своими затяжными депрессиями. Она приходила с убитым видом, забивалась в угол в любом обществе. Окружающие невольно начинали чувствовать себя виноватыми и принимались скакать вокруг сестрицы, стараясь ее развлечь по мере возможности. А уж я всегда старалась больше всех. Но всему рано или поздно приходит конец. Однажды на свадьбе нашего брата Наташка в слезах в середине вечера убежала из-за праздничного стола и отправилась изучать окрестности, которые оглашала своими рыданиями. Я, естественно, понеслась за ней. Причину истерики я выяснила гораздо позже. На свадьбе присутствовал друг моего брата, который немного ухаживал за Наташкой, однако не выдержал даже букетно-конфетного периода и бросил эту бесхребетную амебу. Второй причиной было то, что Наташка не принесла на свадьбу никакого подарка, и ей было стыдно. Впрочем, вся Наташкина семейка была из породы халявщиков и предпочитала на презенты для родни не тратиться.
Бегая за Наташкой по колдобинам, я сломала каблук, что радости мне не прибавило. А так как я была задействована тамадой в ряде мероприятий, мне срочно пришлось как-то выкручиваться из положения. В результате остаток вечера я провела в старых туфлях своей невестки, из которых выпадала, так как они были мне на два размера больше. С тех пор я поклялась, что никогда больше не буду развлекать Наташку и не стану решать ее проблемы.
Проблем у моей депрессивной сестры хватало. На моей памяти, ее выгоняли уже из третьей квартиры, которые она снимала у бабулек. Старушкам
