хотелось порядка, а из Наташки хозяйка была еще та. Два раза квартиру находила ей я, и потом дважды оправдывалась перед старухами, одна из которых жила со мной на одной лестничной площадке. Но с тех пор утекло много воды, и теперь решать собственные проблемы Наташке приходилось самой, что получалось неважно. Что же с ней произошло сейчас, когда она вроде утрясла свои житейские проблемы?
Все это я изложила пребывавшему в неведении Толику. Он слушал мой приглушенный голос, поднимая брови все выше и выше.
– Так ты с ней так сурово разговаривала, потому что воспитываешь?
– Вроде того, – буркнула я и недовольно посмотрела на дно кружки. Там мутной жижицей перетекала гуща. Кофе хотелось еще. Я подумывала, не сварить ли нам с Толиком еще по чашечке?
– А что тогда ты ее не заставила саму кофе варить? – полюбопытствовал Толик.
– Ха! – возмутилась я. – Плохо ты ее знаешь! Пашка у меня тоже тот еще кулинар, но он хотя бы в состоянии яичницу себе сделать… А эта…
– Что, совсем готовить не умеет? – испугался Толик.
– Почему не умеет? Умеет, но под чутким руководством. Если за ней не следить, она, во-первых, порежет палец, и потом будет выть, истекая кровью. Во- вторых, она бросит в кастрюлю очистки, а в мусорное ведро свежепочищенную картошку. В-третьих, она забудет на плите кофе и он весь выкипит, а мне придется отдраивать плиту. В-четвертых, она сунет в микроволновку жратву в железной таре и взорвет к чертям весь дом. Есть еще в-пятых, в-шестых и так далее, но у меня нет желания перечислять все катаклизмы, которые с ней случаются. Она же художница. Витает в своих… ампирах, а на бренность бытия ей наплевать. Поэтому с ней не выдерживает ни один мужик дольше двух недель, пока на кухню ее не приведет. Не удивлюсь, что ее… этот… как там его… решил дать ей отставку.
– Она красивая? – спросил Толик.
– Ну… не Шарон Стоун, но уже и не Вупи Голдберг.
– Мне это ни о чем не говорит, – скривился Толик.
– Ох, – сконфуженно покаялась я, – извини, я все время забываю, что ты ничего не видишь. Она симпатичная. Если бы не молотила конфеты килограммами, то и вовсе была бы красавицей. А так в ней килограмм десять лишнего весу, кожа на лице паршивая…
– Я бы ей посоветовал зубами заняться, – некорректно произнес Толик. – У ее изо рта плохо пахнет, несмотря на то, что она жует «Дирол».
Я восхитилась в очередной раз.
– Тебе надо к ментам идти наркотики искать с таким обонянием. Ты же к ней близко не подходил, а я запаха не чувствовала. Хочешь еще кофе в качестве бонуса?
– Хочу, – смущенно сказал Толик. И тут в дверь снова кто-то позвонил.
– Не дом, а какой-то проходной двор, – возмутилась я и пошла к дверям. Снаружи доносились какие-то посторонние шумы, царапание и сопение. Как-то брат уехал в отпуск и поручил мне, жившей тогда еще с родителями, заботиться о своем боксере. Мне было лень готовить еду для своей и его собаки и потом носиться туда-сюда с бидончиками, поэтому я варила дома одну большую кастрюлю каши, а потом приводила пса брата к нам домой и кормила, совмещая тем самым кормежку и прогулку. Однажды, уже после возвращения брата, его боксер прибежал к нам, привыкнув обедать в одно и то же время, благо, что жили мы рядом. Он точно так же сопел и царапал дверь. Признаться, если бы не звонок, я бы предположила, что пес снова пришел пообедать, только на этот раз ко мне.
– Кто там? – спросила я.
– Буль-буль, хрю-хрю, ням-ням, – ответили за дверью. Речь была совершенно нечленораздельная и не слишком человеческая, но и явно не собачья. А вот голос был подозрительно знакомым. Я закатила глаза и, отодвинув засов, толкнула дверь. Дверь не поддалась: снаружи на нее явно навалилось большое и толстое тело… Кило этак сто.
– Толик! – взвыла я. – Иди, помоги мне!
Толик вылетел из кухни, снеся (судя по грохоту) мою табуретку и появился в прихожей с совершенно безумным видом. Он водил по сторонам головой, стараясь разобраться в происходящем.
– Что такое? – крикнул он.
– Помоги, – простонала я. – Надо дверь толкнуть как следует. Не могу открыть.
– Может, и не стоит? – испугался он. – Кто там за ней?
– Сейчас узнаешь. Ну, толкай скорее!
Мы удвоили усилия, но стоящий за дверью, похоже, тоже. Кажется, его развлекала эта игра.
– Буль-буль, ба-а-а-бэ-э-э! – исполнил наш противник. Толик сморщился, впрочем, действительно было от чего.
– Ужас какой! – простонал он. – Это чего он такое пил?
– Не знаю, – выдохнула я и отпустила дверь. Она немедленно закрылась.
– Погоди, я соседу позвоню, пусть он его от двери оттащит, – сказала я и пошла искать трубку. В ванной стояла мертвая тишина. Наташка явно слышала наши вопли, но свою помощь предлагать не спешила.
Сосед моей просьбе внял, и спустя минутку я услышала звуки легкой возни на лестнице, а потом дверь открылась. Сосед придерживал в стельку пьяного Пашку, который был покрыт толстым слоем грязи.
– Мама дорогая! – воскликнула я. – Ты что, на животе от мамаши полз?
– Я приехал на маршру-у-у-утке, – веселым голосом протянул Пашка и выскользнул из рук соседа. Тот поспешил скрыться, а Пашка рухнул на пол. – На-а-а маршру-у-у-утке!!!
– Юль, он сильно пьяный? – спросил Толик.
– Вдребаган, – констатировала я. – Он еще и грязный, как свинья. Наташка, вылезай из ванной, мне она срочно нужна.
Наташка, перепуганная моим воплем, вылетела из ванной пулей. Я стащила с Пашки грязную куртку, куртку и рубашку, а потом потянулась к штанам. Пашка, привалившийся к стене, вдруг сгреб меня в охапку и залез под подол. Я стукнула его по рукам.
– Юль, какая ты красивая, ик-к! – не слишком отчетливо вымолвил Пашка.
– Без тебя знаю, – проворчала я. – Убери руки, я штаны с тебя сниму!
Пашка сфокусировал взгляд сперва на Толике, а потом на Наташке.
– Здра-а-асьте! – нараспев произнес он, а потом наклонился ко мне.
– Мы же не будем это делать при всех?
– А что так? – лицемерно удивилась я. – Наташка близорукая, а Толик вообще ничего не видит. Давай прямо тут и немедленно.
– Ты что! – прошипела Наташка, но я отмахнулась. Я знала, что делала. Взгляд Пашки вдруг приобрел осмысленное выражение.
– При всех я стесняюсь, – с достоинством произнес он неожиданно трезвым голосом и сделал вполне успешную попытку подняться с пола. Покачиваясь, он вошел в ванную, я последовала за ним.
– Юль, я все-таки пойду, – произнес Толик неуверенным голосом мне вдогонку. – Или тебе нужна помощь?
– Нет, спасибо, я уж сама как-нибудь. Наташ, проводи Толика, и тапки его найди. Он после этого балбеса не найдет их сам.
Пашка сидел на унитазе и тупо смотрел в стену.
– Штаны снимай, – приказала я. – И брось сразу в тазик.
Пашка покорно выполнил приказ, хотя удалось это ему не без труда. А попасть в тазик он и вовсе не сумел. Я фыркнула: не быть ему баскетболистом.
– До кровати сам дойдешь? Или помочь?
Пашка отрицательно мотнул головой и отважно поднялся с унитаза. До кровати он дошел вполне успешно, правда, о телефонный провод он все-таки запнулся, но тот был длинным, так что удалось не выдернуть его из розетки. Через секунду я услышала, как пружины натужно застонали.
Наташка сидела на кухне, в Пашкином махровом халате, который был ей настолько велик, что из выреза торчала грудь не самого пикантного вида, в россыпи мелких угрей.
– Ты бы к дерматологу сходила, – поморщившись, предложила я. Наташка очнулась от задумчивости и посмотрела на меня.
– А зачем? – тускло спросила она. – Все равно жизнь – дерьмо. Никому я не нужна.
Понятно! Очередной приступ депрессии, а я, как дура, буду изображать из себя жилетку. Обычно я выслушивала Наташкины стенания, давала советы, утешала и… потом сама чувствовала себя разбитой и несчастной, а вылившая на меня ушат переживаний сестрица, расцветала майской розой. Ну уж дудки!
– Так что у тебя стряслось? – полюбопытствовала я. Главное, это не вслушиваться очень сильно. В конце концов, мне есть над чем поразмыслить. Но Наташкины причитания обладали редкостной въедливостью. Вскоре я уже знала всю правду.
Мои предположения оказались верными. Наташкин хахаль, коего я упорно называла Хосе (несмотря на то, что при рождении он получил имя Владимир) решил сменить надоевшую подругу на другую. Наталья на тот момент уже несколько месяцев проживала дома у Хосе, наладила отношения с его родителями, которые с благосклонностью смотрели на будущую невестку. Неважно, что Наталья – художница и все время витает в облаках, забывая о готовке и уборке. Главное, что она серьезная девушка и разгильдяй Володя наконец-то возьмется за ум. А то балбесу уже скоро двадцать пять, а он и не думает о семье, а вот они то в его годы…
Володя, однако, на этот счет имел свое мнение и очень скоро он нашел Наташке замену. Его новая пассия обладала, по всей вероятностью, другими достоинствами, поскольку он начал погуливать. Не замечавшая клубков пыли, скопившихся по углам, Наташка мигом углядела след от губной помады и почуяла запах чужих духов. Вове был учинен допрос с пристрастием. Однако тот даже не попытался оправдаться и дал моей сестрице от ворот поворот.
Наташка разревелась. На подмогу прибежала взволнованная мамочка. Перед лицом родительницы Володя стушевался, но историю с адюльтером подтвердил и сказал, что не собирается жениться на неумехе, которая умудряется испортить даже китайскую лапшу своими кривыми руками. Володя потребовал, чтобы несостоявшаяся суженная покинула предписанные ему государством квадратные метры. Однако мама Вовы встала на Наташкину сторону.
– Раз такое дело, то ты и уходи, – твердо сказала она. – А Наташа останется здесь жить.
Володя взбеленился и покинул родной очаг, а Наташка осталась. Спустя неделю он вернулся к родному очагу с поджатым хвостом. Дружки, угощавшие его водочкой и закуской, быстро поняли, что теперь взять с приятеля нечего. Трудившемуся в театре Володе пришлось туговато. Главных ролей по возрасту, он не
