Юля звонко рассмеялась.
– Ну да, нашел кому предложить. Этот лишний раз дома стенку не побелит, чтобы на халяву мазка не сделать. Великий живописец! Его тут в художественную энциклопедию внесли, так он на радостях пил две недели. Говорят, даже в вытрезвителе ночевал пару ночей. Его наш музей просил пару работ им подарить, хоть плохоньких, так, для отчетности, так он ни в какую. «Я, – говорит, – слишком значимая фигура в этом мире, чтобы что-то кому-то дарить. Мои работы стоят миллионы. Покупайте!» А откуда у музея деньги? Ты его картины-то видел?
– Приходилось, – сокрушенно признался я. – Я их прошлую выставку спонсировал.
– А, ну тогда понятно. Я тебя там как раз видела. Как впечатления?
– По-моему, ужас.
– Ну, знаешь ли… У каждого свои вкусы. Я бы вот одну картинку у него с удовольствием купила, кабы она не таких денег стоила. Помнишь, у него работа была, разделанная кошка на подносе. Кишки наружу, кровища… крысы по столу ползают. Называется кажется «Круговорот»…
– Тебе что, такое нравится? – удивился я, покосившись на Юлю с некоей настороженностью.
– Ага, конечно. Я на сумасшедшую похожа? Я бы эту картинку шефу подарила. У него день рождения скоро. Очень, знаешь ли, отрезвляет такая картинка, заставляет вспоминать о бренности бытия. Впрочем, мы тут с коллективом уже выбрали шефу подарок в секс-шопе.
– Бабу надувную?
– Нет. Член искусственный. Чтобы привыкал к начальству на ковер ходить. Вот он обрадуется! Он тут как-то футбол смотрел, фанат же! Не помню, кто играл, я в этом не очень разбираюсь. Кажется хохлы со швейцарцами, я информацию потом в номер ставила. Так вот он на всех углах кричал, что, мол, если хохлы выиграют, пусть над ним любой желающий надругается самым извращенным способом. И что? Хохлы выиграли, и, кажется, в четверть финала вошли. Мы потом шефу весь стол завалили презервативами и вазелином. Нехай свое слово держит! Правда, желающих не нашлось. Он у нас такой страшный!
Я рассмеялся.
– До чего же ты добра.
– Не без этого, – опустила глаза Юля в наигранном смущении, но не выдержала и тоже улыбнулась. В этот момент дверь распахнулась, и в кабинет ввалилась Дашка с подносом, на котором стояли дымящиеся чашечки и какие-то вазочки. В приемной слышалось какое-то шушуканье, ощущалось легкое шевеление.
– Ваш кофе, – интимно выдохнула Дашка. – Печенье, пожалуйста, вафельки. А вот, – она выдержала торжественную паузу, – клубничка со сливками.
За дверью кто-то захихикал. В кабинет на минуту заглянула чья-то голова и тут же исчезла. Я почувствовал, как мои щеки наливаются багровым румянцем. Юля закатила глаза к потолку и неодобрительно покачала головой.
– Вон отсюда!!! – заорал я, вскакивая с места. – У тебя что, работы мало? Так я тебе добавлю ее в два счета! И этим из приемной скажи, что если мне потребуются свечкодержатели, я дам им знать! Устроили тут!..
Дашка вылетела из кабинета пулей, захлопнув дверь за собой так, что висевшая на стенке картина жалобно зазвенела стеклом, грозясь сорваться. Я даже посмотрел специально – нет, не сорвалась. Юля глядела на меня с плохо скрываемой иронией.
– Может, теперь к делу? – предложила она, когда я, отдышавшись, плюхнулся в свое кресло.
– Давай к делу, – согласился я. – С чего начнем?
– Прежде всего, мне хотелось бы понять саму концепцию статьи. Что бы ты хотел в ней видеть?
– Мне нужно, чтобы вся чернуха Гавриловой сошла на нет.
– Понятно. Тогда давай распишем не только про то, какие замечательные у тебя магазины, но и какой ты чудный человек, как ты помогаешь сиротам, престарелым и бездомным собакам.
– У меня собаки нет, – предупредил я.
– А кто есть?
– У меня дома сторожевой попугай. Как я помогаю сторожевым попугаям, тебя устроит история?
– Слишком экзотично, – фыркнула Юлька, блеснув жемчужными зубками. – Нужно что-то более приземленное, чтобы обыватель понял, что ты к народу близок и проблемы населения страны тебе не чужды. Ты, к примеру, олигарх?
– Окстись! – возмутился я. – У меня всего-то четыре книжных магазина! Какой я олигарх! Я на заводе работал раньше.
– Вот, уже кое-что, – обрадовалась Юлька. – Но про твое пролетарское прошлое мы, наверное, только вскользь упомянем. Со значением, но как бы невзначай. Давай, про магазины свои рассказывай…
Я начал рассказывать, нудно и, как мне кажется, неинтересно. Юлька, правда, сидела, с внимательным лицом заглядывая мне в рот, в носу не ковыряла, культурно в кулачок не позевывала. На фотографию, где я стоял в обнимку с губернатором, покосилась не без интереса. Временами она что-то записывала в совсем не женский растрепанный ежедневник, уточняя и переспрашивая. Вот только глаза у нее были тоскливые и безучастные, подернутые тоненькой инистой пленочкой. В этот момент я отчетливо понял, что этой девушке до меня нет никакого дела. Я для нее – ноль. Объект для работы. С тем же успехом на моем месте мог находиться музейный экспонат, известный политик, эстрадный артист, комбайнер и свинарка вкупе с пастухом. Лишь бы материал был написан…
Как-то мне это стало обидно.
Я вдруг почувствовал себя старым и скучным, отчего неловко скомкал свой монолог и замолчал. Юлия ждала еще пару минут, а потом, одним глотком допив остывший кофе, рывком поднялась с кресла. Я опустил глаза вниз и увидел, что ее левый сапог выпачкан засохшей грязью, неуместно смотрящейся на сверкающем лаке. Юля проследила за моим взглядом и неожиданно покраснела. В темных омутах глаз вдруг полыхнуло раздражение.
– Мне, пожалуй, пора, – подчеркнуто вежливо произнесла она. – Статья будет готова завтра. Я тебе на электронный адрес скину ее, почитаешь, внесешь свою правку.
– Ага, – кивнул я головой. – Может, еще кофе?
– В другой раз. Мне еще до дома надо добраться.
– Я сейчас вызову шофера, – засуетился я. – Тебя отвезут, куда скажешь.
Юля замерла у дверей. Я отчетливо услышал, как на моем ковре готовится к атаке гюрза. «Откажется, – грустно подумал я, – причем скажет какую-нибудь гадость, чтобы я знал свое место. Совсем, как Яна…»
Однако Юля улыбнулась и кивнула.
– Это было бы очень неплохо. А то я живу у черта на рогах, туда пока доедешь, вывозишься как свинья. В автобусе все ноги оттопчут.
– Надо на машине ездить, – наставительно сказал я.
– Ну, не у всех есть деньги на покупку машины, – парировала Юля с нескрываемым презрением в голосе.
Получил? Нечего было соваться с умными речами.
Мы вышли в приемную. Дашка с глупым видом ксерила какие-то документы. На нас она глянула незамутненным разумом взглядом.
– Вызови Лешу, пусть он Юлию отвезет куда надо, – приказал я.
– А Леши нету. Он за Артемом уехал в школу, вы же сами велели, – удивилась Дашка.
– Блин, – раздраженно бросил я, – точно, отправил.
– Ничего, я на маршрутке доберусь, – быстро сказала Юля и даже сделала шаг к дверям. Этого я допустить не мог.
– Я тебя сам отвезу. Только куртку возьму.
Юля пожала плечами, а я кинулся в свой кабинет. Вытаскивая из шкафа куртку (полторы тысячи долларов, между прочим!) я неожиданно подумал, что навсегда останусь плебеем. Яна права. Мне вдруг стало стыдно. История вполне могла повториться. Я, такой весь упакованный, на шестисотом «мерсе», в дорогом шмотье, а рядом девочка в дешевой курточке, бесконечно презирающая меня.
Интересно, где же обучают этим великосветским манерам? Или некоторые женщины рождаются с ними, в комплекте с голубыми кровями и родословной до седьмого колена состоящей исключительно из графьев, маркизов и герцогов?
По дороге Юля молчала, и разговор поддерживала вяло, хмурясь и глядя в окно. Остановить она попросила рядом с магазином, где пробыла пять минут, и выскочила с пакетом, в котором виднелась пара пачек пельменей. Пельмени в сочетании с императорской короной на ее голове меня чрезвычайно умилили. Может быть, у меня еще есть шанс?
Жила Юля в облезлой трехэтажке. Я, стиснув зубы, объезжал колдобины на пути к ее подъезду, вспоминая, что еще недавно жил на съемной хате с такими же условиями. У подъезда сидел на скамеечке парень в китайском пуховике и темных очках, неуместных вечером. Он как-то странно задрал голову, крутя ею во все стороны. Я внезапно сообразил, что очки на его лице не дешевый выпендреж, а суровая необходимость. Парень, видимо, был слепым.
Юля выпорхнула из машины, словно бабочка.
– Здравствуй, Юля, – вежливо произнес парень.
– Ну, тут-то ты откуда узнал, что это я, – весело воскликнула она. – Я же и шагу толком не сделала.
– У тебя очень приятные духи, – ответил парень и как-то странно повел головой, словно пытаясь вдохнуть аромат, хотя Юлия стояла довольно далеко от него.
– Очуметь! – восторженно воскликнула Юля и повернулась ко мне.
– Огромной спасибо, что ты меня подвез, – любезно произнесла она, и я как-то сразу понял, что к себе она меня не пригласит. Впрочем, мало ли кто мог ждать ее там, за блеклыми стенами. Делать было нечего. Я попрощался и поехал домой.
Когда я вошел в квартиру, я услышал негромкий басок Артема, чего-то говорившему неизвестному собеседнику. Я глянул на пол и вешалку. Ни чужой обуви, ни куртки там не было. Я недавно постелил по всей квартире белый ковролин, так что вряд ли кто-то ввалился бы туда в уличной обуви. Может, сын с кем-то беседует по телефону?
Артем сидел на кухне. На столе напротив него неподвижно замер попугай, уставившийся на моего сына.
– Запомни, – внушительно пробубнил Артем, – ты – говно! И только российская армия сделает из тебя человека!
Я фыркнул. Сын вчера смотрел «Девятую роту» и сделал свои выводы из происходящего на экране. Какие выводы сделал попугай, я не понял, но он почему-то кувыркнулся и рухнул навзничь лапами вверх, и даже глаза закрыл от удовольствия.
– Привет, пап! – обрадовано произнес сын.
