— Но волнуетесь вы зря, — заметил Виктор. — Самые великие путешественники в таком возрасте дальше Парголова еще ни разу не уезжали.
— Вы думаете, они найдутся? — робко спросил Павел Петрович.
— А куда же им деться? Найдем.
Этот паренек говорил с таким небрежным спокойствием, что у Павла Петровича стало легче на сердце.
Он теперь с уважением смотрел на молодого милицейского работника и верил каждому его слову.
— Скажите, а с ними ничего не случится? — спросил он так, как будто перед ним сидел маг- волшебник, следивший из своего кабинета за каждым шагом сбежавших мальчишек.
Виктор усмехнулся и вытащил из стола лист бумаги.
— Будем надеяться, что ничего дурного с ними не произойдет.
Зубов спросил у Павла Петровича имена и фамилии мальчиков, где они живут, записал на бумажке и приступил к главному:
— Теперь скажите, какие у них приметы?
— Приметы? — поразился Павел Петрович. — Никаких особых примет у них как будто и не имеется…
— Мне особых и не нужно. Расскажите, как они одеты, как выглядят? Как их узнать среди тысяч других ребят?
Павел Петрович задумался.
— Одеты просто, — припоминал он. — Рубашки… штанишки…
— Я понимаю, что они не в юбках, — сказал Виктор, — но мне нужно точнее. В каких штанишках? Какие на них рубашки? Что у них на ногах?
— Ботинки, — неуверенно сказал Павел Петрович и тут же поправился: — Нет, Шурик, кажется, в тапочках…
Виктор недовольно поморщился:
— Какого цвета у них волосы? Глаза?
— Глаза? — переспросил Павел Петрович. — Как бы вам сказать, скорее серые… Знаете что, я лучше жене позвоню.
— Вот это правильно, — согласился Виктор.
С помощью Елены Николаевны удалось установить, что у Шурика глаза синие, а у Славика — карие, что Шурик светловолосый, стриженый, а у Славика темная челочка. И много еще всяких ценных подробностей… Виктор от удовольствия даже руки потер:
— Теперь всё в порядке, Павел Петрович. Можете спокойно ехать домой. Как только ребята объявятся, я вас вызову.
Начальник поезда мрачно послушал, что Шурик рассказывал любопытной женщине про затерявшуюся маму и московского дядю, надел фуражку и пошел по вагонам. Никто из проводников не слышал от своих пассажиров об отставших мальчиках. Проводница головного вагона резонно заметила:
— Если бы в моем вагоне такое случилось, разве не знала бы? Тут уж разговоров и плачу до самой Москвы хватило бы.
Настроение у Корзунова испортилось окончательно. В такое глупое положение он еще ни разу не попадал: захватил детей неизвестной женщины и неведомо зачем везет их в Москву… Ничего, кроме неприятностей, начальнику поезда это происшествие не сулило.
Куда девалась эта женщина? Может быть, она осталась на вокзале, когда заметила, что сыновья затерялись в толпе? Но тогда должны были остаться незанятыми ее места в вагоне. А во всем поезде одно свободное место, да и то забронировано для Малой Вишеры… Значит, мамаша этих сорванцов и не собиралась в Москву. Мальчишки врут? С какой целью?
— Знаете, товарищ начальник, — прервала мысли Корзунова проводница, — я так думаю, что они с другого поезда приблудились. Следом за нами тридцать первый идет, их мамаша, верно, туда села, а они перепутали платформы и к нам забежали.
Это соображение показалось Корзунову правильным. Тридцать первый отправлялся с соседней платформы десятью минутами позже, и в предотъездной суете мальчики действительно могли перепутать поезда. Начальник повеселел. Теперь можно было принимать решительные меры.
Вернувшись в свой вагон, Корзунов едва пробился в служебное купе. О мальчиках, потерявших мать, знал уже весь поезд, и ребят окружила толпа женщин, проявлявших живейшее участие в их судьбе. Столик в купе был завален всякой снедью. Славик лениво ковырял пальцем в чьих-то пирожках, добывая из них вишневое варенье. Шурик сосал леденец и в десятый раз рассказывал историю о потерянной маме.
Начальник поезда предложил пассажирам немедленно освободить купе и, захлопнув дверь, строго уставился на мальчиков:
— Вот что, братья-разбойники, вашей мамы в поезде нет и не было. Ясно? Как это понимать?
Шурик изобразил на своем лице крайнее изумление.
— Может быть, ваша мама, — продолжал Корзунов, — в другой поезд села, а вы не на ту платформу забежали? Может такое быть?
— Не знаем, — сказал Шурик.
— Не знаем, — хлюпнул носом Славик.
В Любани Корзунов отвел Шурика и Славика к дежурному по станции. Договорились, что ребята останутся здесь. Если же и в тридцать первом поезде не окажется их матери, дежурный с первой оказией отправит мальчиков в Ленинград.
Узнав, что их оставляют, ребята заревели, хотя и без слез, но довольно громогласно. Чтобы снова не поддаться чувству жалости, Корзунов заторопился к своему поезду.
Дежурный, высокий, как семафор, в красной фуражке и с белыми усами, с минуту послушал рев своих неожиданных гостей, потом хлопнул большой твердой ладонью по столу и сказал:
— Плохо поете! Хватит! А то я из-за вас телефона не услышу.
Шурик сначала попробовал снизить голос и стал жужжать, как шмель. Но долго тянуть на одной ноте было трудно, и он совсем умолк. Только Славик еще некоторое время издавал страдальческий хрип, похожий на гусиное шипение.
Ждать тридцать первого пришлось недолго. Точно по расписанию он остановился у платформы.
Дежурный по станции нашел начальника поезда и спросил:
— У вас нет отставших пассажиров? Не жаловалась какая-нибудь женщина, что ее ребята остались в Ленинграде?
Начальник поезда отрицательно покачал головой:
— Все пассажиры на месте, о ребятах ничего не слышал.
Дежурный вернулся в свою конторку и остановился перед притихшими мальчиками:
— Врете вы всё, кочерыжки капустные!
Он наклонился над Славиком и, грозно шевеля усами, спросил:
— А ну, говори, где твоя мама?!
— Дома, — с испугом вырвалось у Славика.
Шурик ткнул приятеля локтем в бок, но было поздно. Дежурный подсел к телефону. Он сообщил кому-то, что у него находятся два мальчика, сбежавшие от родителей, и что с первым поездом он отправит их в Ленинград. Потом дежурный поднял длинный указательный палец и поводил им перед носом Шурика:
— Вот отправлю вас в милицию, там вам покажут, как из дому убегать, как без билетов на поездах ездить и людям головы морочить. Будут вам и путешествия, и приключения, и ремешок по одному месту.
Мысль о том, что путешествие может закончиться в отделении милиции, ни разу не приходила Шурику в голову. Не понравилось это и Славику. Он поглядывал на своего дружка, скривив рот, словно спрашивая: «Заплачем, что ли?» Но Шурик только насупился и сосредоточенно соскребывал ногтем краску со скамейки. Он думал.
Первым попутным поездом на Ленинград оказался длинный товарный состав с красными вагонами без окон и с платформами, груженными углем и большими железными трубами.
