– Я тут проездом. Меня привлек шум, что вы устроили. Что именно она натворила?
– Она отравила коров у почтенного мужа Хенрика.
– Что вы собираетесь с ней делать?
– Мы хотим ее утопить благородный господин.
– Кто судил ее?
– Мы судили ее всем миром. Решение принято единогласно.
– А кому принадлежит эта деревня?
– Благородному сэру Харальду.
– Почему же вы посмели пренебречь его судом?
Тут из толпы выскочил здоровенный мужик с топором и, выйдя на пару корпусов вперед, встал вполоборота и заревел густым басом:
– Да что вы слушаете этого сопляка?! Да у него…
Договорить он не успел, так как болт лег ему аккуратно в ухо. Эрик медленно опустил арбалет, обвел притихшую толпу злым взглядом и тем же гудящим голосом спросил:
– Кто еще хочет выразить свое почтение барону Эрику фон Ленцбургу?
Толпа испугано молчала. Да уж, напор и наглость – второе счастье. А наш герой, не желая терять инициативы, практически прорычал, вынимая саблю из ножен:
– Пошли вон с площади! Бегом! Мразь! Харальд узнает – всех на сучьях развешает!
И двинулся вперед. Латинский язык, конечно, они не знали, но тон, с которым были произнесены эти слова, и обнаженный клинок очень стимулируют межъязыковую коммуникацию. Так что, спустя полминуты, на площади осталась только нервно всхлипывающая женщина, побледневший от страха настоятель деревенской церкви, да труп незадачливого грубияна. Подъехав к священнику поближе и не слезая с коня, он приподнял концом сабли ему поникшую голову так, чтобы он смотрел ему в глаза. Смотрел он так минут пять. А потом произнес:
– Добрый человек, не сочти за труд, развяжи веревки на этой женщине и проведи нас до ее дома. Ты ведь добрый человек и поможешь мне?
Священник быстро закивал головой.
– Хорошо. А после ты приведешь к ее дому коня под седлом и, привязав его к изгороди, поступишь так, как поступили добрые люди этой деревни. Ведь ты хочешь вернуться в свой дом, и полежать немного на любимом топчане, задумавшись о неисповедимости путей Господа нашего Иисуса Христа?
Священник снова выразил всем своим видом согласие. И барон улыбнулся ему самым любезным образом, а потом, резко переменившись в лице на совершенно бешенное и злое выражение, заревел:
– Исполнять!
При этом чуть вонзив кончик сабли в подбородок святого отца, отчего выступила кровь, пробежавшая тонкой струйкой по его жирной шее. Само собой такого счастья наш деятель церковного аппарата не выдержал и самым натуральным образом обмочился. Но быстро спохватился и стал очень аккуратно и прилежно исполнять все поручения, что дал ему Эрик. Так что спустя минут сорок наш брутальный паренек ехал во главе своего небольшого каравана в четыре коня.
Первый час пути они молчали. Потом женщина, чуть подогнала своего коня, поравнялась с ним, положила руку ему на плечо и произнесла что-то на своем, на птичьем языке. Барон удивленно выгнул бровь и, задумчиво почесав затылок, переспросил ее на латыни, ведь ему было совершенно не понятны только что прозвучавшие слова. В общем, выяснилось, что латынь она знает, но плохо, а он с древней версией ирландского вообще не знаком, даже на уровне элементарных фраз. Следующие два дня пути прошли довольно спокойно, лишь вечером, в таверне, хозяин возмущался развратностью молодого рыцаря, который тащит к себе в комнату какую-то непотребную девку. Но все решилось очень просто и любезно. Эрик с милейшей улыбкой подошел к нему, выхватил кинжал и прижал им, в промежности говорливого толстяка, совершенно лишние ему агрегаты. У того сразу пропала болтливость и выступил обильный пот. Тем временем барон, сохраняя всю ту же милейшую улыбку, поведал ему, что такому почтенному человеку грешно говорить о совершенно непотребных вещах в присутствии дамы, тем более, не зная, кто перед ним стоит. Само собой, толстячок клятвенно заверил, что с завтрашнего дня садится на двухнедельный пост, чтобы очистить свой мерзкий язык, изрекший столь непристойную гадость, естественно, сказанную совершенно по глупости, без зла и какой-то задней мысли. На этом все неожиданности исчерпали себя. Два дня пути были наполнены разговорами, идущими с трудом, из-за некоторого языкового барьера, но, все же, с обоюдным интересом. Его новой спутнице было всего 18 лет, хоть ему и показалось, что больше, а звали ее Морриган. Необычное имя, но и необычная девчонка. Как он понял из рассказа, эта девушка была дочерью Дермода Мак Карти – четвертого правителя королевства Дезмонд на юге Ирландии. Когда девять лет назад на престол сел ее брат, он решил избавиться от своей многочисленной родни в виде братьев и сестер, дабы сидеть на троне крепче. Поэтому в этом же году были наняты норманны, которые совершили набег на его дворец, во время его отлучки на охоту. Убиты были все – даже дети слуг, лишь девятилетняя Морриган смогла спрятаться в корзине с кучей изорванных тряпок. Когда враги ушли ее забрала к себе и выхаживала наравне со своими детьми, преданная служанка. Едва ей исполнилось 12 лет, муж кормилицы проболтался о том, что девочка из рода Дермода все еще жива. Гости наведались оперативно и незамедлительно. В этот раз братец не стеснялся и пришел сам, вместе с дружиной. Он перебил всю деревню, но ей снова удалось бежать. Самым гадким было то, что этот мерзавец демонстративно развешал всех жителей деревни на сучьях растущих в округе деревьев, а она, сидела в камышах и рыдала. Пару суток она в истерике бежала на восток, ее выворачивало от боли и страха, но не к себе, а к тем людям, которые могут погибнуть если узнают кто она. В изорванной одежде она упала на небольшой пригорок, поросший мхом, а когда очнулась, то была в хижине с пожилой женщиной, которая ее приютила. Это была травница. Три года назад эта добрая бабушка умерла от какой-то странной болезни и девушка, боясь заразиться, убежала оттуда, а потом на весельной лодке, что украла в небольшой деревне на южном берегу Ирландии, отправилась через море. Ох, и натерпелась она жуткого страха, пока переплыла через пролив до Нормандии. Потом было путешествие по каким-то дорогам, пока в прошлом году, она не решила поселиться в уже знакомой ему деревне. Но и тут все было гадко и неправильно. Морриган была молода, красива, и была для них чужачка, поэтому к ней порывалась залезть под юбку, местами силой, местами сладкими сказками большая часть мужского населения деревни, как ни странно, в первую очередь семейного. Само собой она отбивалась, как могла и чем могла. Поэтому смогла сохранить девственность, чем жутко раздражала своих соседей. И вот, за день до известных событий, тот самый мужик, которого Эрик застрелил, получив от нее коромыслом между ног, решил отомстить. Человек он был гадкий, а поэтому обвинил ее в смерти, подохшей за неделю до этого коровы. Дескать, это она, колдунья, ее отравила. Деревня этот расклад приняла на ура, ибо почти все мужики страдали от уязвленной гордости, а все женщины боялись, что у них мужиков уведут. Короче, слово за слово, пришли к ней домой всей толпой, избили и поволокли на площадь. А там священник стал публично ее поливать грязью, называя гулящей девкой и пособницей сатаны. Короче – судьба у нее была полная радости, счастья и семейного тепла. Эрик же для себя сделал вывод о том, что у него теперь есть потенциальный кандидат на должность медицинского обеспечения банды. Худенькая она, да маленькая, это верно – в свои восемнадцать лет, она выглядит миниатюрнее, чем барон в 14. Но характер у Морриган правильный, не сломалась, молодец. Да и поклялась она ему в верности до самой смерти, что немаловажно. Так что в решении второй задачи сделан первый ход и ход весьма симпатичный.
В Аугсбурге они провели в общей сложности около недели. Все железо и акетоны были успешно сданы оптом. Само собой, без торга не обошлось, поэтому вместо ста тридцати денариев, что давал кузнец изначально, Эрик получил с него сто пятьдесят. Вместе с теми монетами, что у них уже были, получалось целое состояние – почти серебряная марка! На нее, например, можно было купить весьма солидный чешуйчатый доспех, сделанный для него персонально, еще и останется. Но такие покупки были неактуальны, поэтому все неделя ушла на вполне обыденные вещи, вроде сбора слухов о дороге и постоялых дворах. Из снаряжения была пошита новая одежда для нашего барона и Морриган. Одежда была
