– Что было дальше?
– «Рецензии противоречивы». То, чего, по большому счету, и следовало ожидать. Гнев и боль. В таких случаях моментально впадаешь в немилость. Но художник не может ожидать безоблачного детства. Хотите, я налью вам еще чая со льдом? Нет? У нас была няня, которая была очень добра ко мне, но ее вскоре пришлось уволить, и тогда все немного утряслось.
– Как относились ваши родители к тому, как ваш брат делал свою художественную карьеру?
– Боже – можно подумать, вы пишете биографию моего брата. Ха-ха. Мать и отец всегда были несколько непостижимы в этом вопросе, но я думаю, что, как и все остальные, они рассматривали поделки моего брата как смешное недоразумение. Моя мать, она была в своем роде актриса, понимала природу искусства и видела, конечно же, что мне она значительно ближе. Я думаю, мама питала большое уважение к моей замкнутости в своем духовном мире, хотя, конечно, она прикладывала неимоверные усилия, чтобы никогда этого не показывать, и притворялась, что поделки Бартоломью ей нравятся, – она бывала очень тонкой и вдумчивой в этих вещах. Отец просто говорил: «Молодцы, мальчики», если кто-то из нас хоть что- то делал.
– Вы можете описать еще какой-нибудь фактор оказавший интеллектуальное влияние на ваше детство? Жизнь за границей наложила свой отпечаток?
– Еврейские мистики верят, что Бог создал человеческую расу, потому что Он любит занятные истории. Вы знали? Слова, которыми мы описываем свою внутреннюю жизнь, так грубы, не правда ли? Отпечаток, влияние, развитие. Как будто душа – это маленькая провинция на Балканах, зажатая между тремя сильными державами, которые на нее претендуют. Парижу присуща определенная текстура света, запечатленная в некоторых картинах Постава Кайботта. Стокгольм – это девственное снежное поле, где не ступала нога человека. Дублин – это запах солода, сожаления, мимолетный образ намокших опилок.
– Несмотря на эту вашу оговорку, Я все же спрошу: запомнился ли вам кто-нибудь из учителей? Другими словами, есть ли что-нибудь, что мне, как биографу, следует знать о тех, кто оказал формирующее влияние на личность вашего брата? Ведь я этого скорее всего иным путем не узнаю.
– Я так понимаю, что это вежливо-уклончивый способ спросить, где я в совершенстве овладел французским. Видите ли, был один проницательный молодой француз
– Не знаете, где бы я могла найти Этьена сейчас? – спросила Лаура, и впервые за весь разговор в ее поведении промелькнула заинтересованность. Я видел, как пульсировала жилка на ее очаровательной шее.
– Я
– А что с ним случилось?
– Пчелиный укус – у бедняги Этьена была аллергия еще задолго до того, как этот недуг вошел в моду. И однажды у него, как оказалось, кончилось лекарство. Или, вернее, он сделал себе укол, потому что след от иглы у него нашли, но в организме не было и следа лекарства. Как будто шприц опустошили и заполнили чем-то другим – водой или раствором соли. Этьен носил его с собой повсюду. Нас с ним не было, когда он умер, – он уехал в Кью на целый день. Это заняло около получаса, очевидно. Умереть, я имею в виду, а не съездить в Кью. Этьен, бывало, говорил, до чего же нелепо рассматривать существо, называемое «пчелка-жужжалка», – представьте себе, как это звучало с его акцентом – как потенциально смертоносное.
– Вы общались, может, дружили с кем-нибудь из слуг?
Пока Лаура это произносила, я на мгновение увидел перед собой лицо Миттхауга, лежащего на рельсах перед несущимся поездом. Повар смотрел на меня с выражением удивления – такого неподдельного, что при других обстоятельствах оно могло бы показаться комичным.
– Да нет, пожалуй. У нас была эта служанка-ирландка, которую я уже упоминал, и норвежец, увлекавшийся маринадами, он потом попал под поезд. Этот повар научил моего брата делать скульптуры из папье-маше, по большому счету, я думаю, чтобы занять Бартоломью чем-то и проводить побольше времени со мной. Миттхауг нередко делал gravlax, блюдо из консервированного лосося, по поводу национальной принадлежности которого ведутся такие жаркие споры в скандинавских странах. Grav означает «похороненный»; кстати, этимологически оно родственно английскому слову «grave».[278] Способ консервирования рыбы с солью, сахаром и укропом можно легко освоить: gravad makrel – особенно интересный вариант. Правда, очень важно, чтобы макрель была свежая, так как высокое содержание в ней жира означает, что рыба портится быстро и начинает сильно вонять, – одна из причин, почему она была единственным продовольственным товаром, который закон разрешал продавать в Лондоне по воскресеньям. Я могу дать вам рецепт. Соус из крыжовника тоже очень хорош к макрели.
– Ваш брат сюда когда-нибудь приезжал? Он ведь жил не очень далеко, в Арле? Вы его там когда- нибудь навещали? Когда вы купили этот дом?
Было самое время посмотреть на часы. Краем глаза я заметил, что Хью разложил шезлонг и теперь, придавив сиденье, но с похвальным отсутствием шума приступил к зарабатыванию себе рака кожи.
– Пора начинать готовить – резать овощи и все такое. Мы можем еще немного поболтать, пока я вожусь. Если это не слишком отдает домашним уютом для такой энергичной молодой женщины, как вы.
Лаура гримасой выразила согласие. Бальзак, самый большой и невозмутимый из всех котов Сан-Эсташ, мягко проследовал в кухню. День для нас только начинался.
Барбекю
Поджог, пожалуй, самое явное из преступлений. Кому из нас не случалось, проходя мимо какого-нибудь крупного общепризнанного шедевра архитектуры, или случайно заметив изысканно- упорядоченный, уютный домашний интерьер в окно первого этажа (раскрытые ноты на фортепьяно, высоченные книжные шкафы и выжидательно замерший камин), почувствовать естественное желание их поджечь? Из всех весьма занимательных и поучительных злодеяний императора Нерона (обрушивающаяся спальня, при помощи которой он пытался убить свою мать; то, как он заставлял римлян слушать свое мерзкое пение) именно поджог Рима обладает приятными качествами архетипического поступка. Как многие из великих пожаров (лондонский в 1666 году, чикагский в 1871 году), могли быть вызваны банальным случайно перевернутым котлом или оставленным без присмотра чайником, но искренней, бьющей через край, неудержимой жизнерадостностью, которая нашла выражение в поджоге?
Именно этот фундаментальный импульс, как можно предположить, и лежит в основе популярности барбекю. (Современное слово «барбекю» происходит от гаитянского «barbacado» – система с подвесной рамой, с помощью которой подвешивали над землей кровати и тому подобное. Можно строить гипотезы относительно использования этого приспособления для пыток и каннибализма. Имя Маис, гаитянской богини жизни, от которой, я считаю, и произошло название кукурузы – «маио, похоже, единственное слово, перекочевавшее из одного языка в другой, сменив форму, но сохранив сущность, словно греческий бог, изменяющий свою внешность, чтобы соблазнять или наказывать.) Нет, акт поджигания – глубоко человеческое побуждение, которое и теперь прославляется в пригородном ритуале угольных брикетов и жидкого горючего, это прямая связь с историческим прошлым человечества, с магическими актами сначала – рисования, затем – охоты, открытого огня, а потом – всеплеменного мясного пиршества вокруг свежеубитого мамонта. Это, кстати, последовательно отражается в составлении списка покупок, походе в супермаркет и самом барбекю – ритуальном мужском подвиге расчленения или, как его скромно называют, «разделки жаркого».
Для своих собственных целей я люблю устраивать барбекю в специально приспособленном для этого месте, лучше всего – сложенном из кирпича, с настраиваемыми дымоходами, позволяющими воздуху циркулировать. Я построил такое приспособление в Сан-Эсташ своими собственными руками. Оно находится
