– Нет.
– Я хочу понять вас, капитан. Просто понять. Я слышал про ваши успехи, да, вы впечатляюще хороши, вы никого не потеряли. Но знаете, почему случилось именно так?
Не дождавшись ответа, Книппель продолжил:
– Я общаюсь с вами, но и я не могу понять вас в полной мере. Для других вы еще большая загадка! Понимаете, здесь не убивают просто так. Вы держались все это время лишь потому, что никто не ожидал столь смертоносного отпора от вас! Очень простая отгадка, верно? Скольких вы убили до того, как поступить на службу ко мне? Там, в своем, как вы говорите, мире? – вновь повторил Книппель вопрос.
– Достаточно, – вновь повторил Терехов.
– Уничтожали противника? – понимающе кивнул Книппель. – Это неправда, капитан! Вы убивали людей. Безжалостно, старательно и не оставляя следов! Признаю, – Йозеф продемонстрировал открытые ладони, – вы лучше других наемников. Эффективнее. Вот в чем ваше отличие от всех других. Не более того.
В полном молчании Терехов взял кружку, сделал еще один большой глоток. Затем, подняв глаза на немца, произнес:
– Скажи мне, Йозеф, что произошло с СССР. В деталях. Подробно.
Книппель разочарованно покачал головой. Ему не нравилось, что его прерывают. И не нравилось упрямство русских, обреченно держащихся за свой миф.
– К чему пустые слова? Вы все знаете, коммунисты.
В помещении повисла длинная пауза. Терехов вновь отпил чая, а Свиридов сосредоточенно и одновременно скучающе смотрел на гостя. Ни капитан, ни лейтенант не подтверждали слова Книппеля и ждали его рассказа.
– Хорошо, – сдался Йозеф. – В июле тридцать девятого года Советы напали на Польшу.
– Не так… – прервал Терехов. – Раньше. Тридцать седьмой.
– Тридцать седьмой… – нахмурившись, повторил Книппель. – В мае тридцать седьмого к власти в СССР пришел генерал Тухачевский. Новый Бонапарт, как называли его в Европе.
– А Сталин? – поневоле сорвалось у Свиридова. И он и Терехов в достаточной степени выяснили все интересующие вопросы у населения и пленных, которых удалось захватить в прошлых операциях. Однако полученные лоскуты знаний следовало сформировать в полноценную, общую картину.
– Сталин? – переспросил Книппель. Задумался и решительно пожал плечами. – Не знаю. Не могу помнить всех. У власти оказались военные, это точно. И, получается, через два года развязали войну на континенте.
– А как же аншлюс? Чехословакия? – вновь не выдержал Свиридов.
– Это немецкие земли, лейтенант. Целиком и полностью. Они присоединены в соответствии с желаниями большинства жителей этих стран. СССР напал на Польшу, и это непреложный факт, господа коммунисты.
– Дальше. – Терехов, не дав высказать очередной аргумент, прервал открывшего рот Свиридова.
– Верная своему союзническому долгу Германия должна была выступить на помощь полякам, – заявил как о само собой разумеющемся Книппель, – так же поступила и Англия. СССР являлся агрессором, и это заставило объединить все усилия, чтобы дать ему достойный отпор.
– Захват всей страны до Урала, по-вашему, достойный отпор? – Свиридов совершенно явно кипел.
– Война до победного конца. Это принцип рейха, господа коммунисты. К тому же ваши войска разбежались. Дезертировали с оружием в руках и отправились грабить собственные города и села. Вермахт был вынужден брать под охрану населенные пункты, чтобы не допустить разгула бандитизма.
Лебеди
Нельсон
– Русский! Иди сюда, русский! – Услышав окрик, я поджал недовольно губы.
Черт бы побрал этих немцев… надо же так не вовремя оказаться в этом месте! Я опустил на землю ведра, которые нес, и негромко проговорил Насте, которая шла рядом со мной:
– Ведра поставь, иди быстрей к казарме.
Девочка, посмотрев на меня со странным выражением лица – какая-то смесь удивления и возмущения, – не исполнила того, что я попросил. Ни первого, ни второго.
– Блин, я говорю, бегом к казарме! – нервничая, прошипел я и развернулся. Не дождавшись моей реакции, троица немцев в ставшей уже привычной сероватой форме быстро приближалась ко мне.
Черт побери, как они вообще здесь появились? Это ведь наша территория, в смысле, часть деревни, на которой находимся только мы! Насколько я понял, это уже давно было решено в «верхах», и оттого и я, и Настя довольно свободно передвигались по своей части поселка. Лебеди, если позволено будет сравнить, стали своеобразным аналогом послевоенного Берлина, где существовали четко разграниченные сферы влияния. В нашем случае не было стены, но за два дня, в течение которых я неоднократно ходил к колодцу, да и вообще блондал по хозяйству, немцев на нашей территории не видел.
– Ты почему не исполняешь приказ, скотина? Я приказал тебе идти ко мне! – весьма эмоционально выразился один из них, судя по всему, основной заводила.
– Мое командование запретило мне разговаривать с вами, – попытался сразу же защититься я, отчаянно жалея, что девчонка, так и не послушавшись, осталась рядом со мной. Опустила ведра на пыльную землю и упрямо смотрела на оказавшихся в нескольких шагах немцев взглядом, не предвещавшим ничего хорошего. В первую очередь ей. – Да вали ты отсюда! – уже не скрываясь, зло сказал я ей, повернувшись.
Немец, заметив мой жест и услышав слова, расстегнул кобуру на поясе и достал из нее пистолет:
– Оставайтесь на месте, животные. Почему я должен разыскивать вас? Вы поступили в мое распоряжение, а вместо того разгуливаете здесь, будто свободные люди. В чем дело?
– Какая-то ошибка, герр офицер. Причем ошибаетесь вы. Я ни в чье распоряжение не поступал, и наша часть заключила контракт с Йозефом Книппелем. Мы несем службу только у него. Охраняем Шванендорф.
В ответ на мои слова немец только громко фыркнул. Короткие щетинистые усы над его верхней губой вздрогнули:
– Русский, Шванендорф находится в аренде. А я – лейтенант гарнизона Шванендорфа. О какой еще службе охраны ты можешь говорить? Вы оба. Следуйте за мной.
Первым моим порывом было снова скомандовать Насте бежать. Однако останавливали два обстоятельства. Первое – она меня не слушала. Второе – пистолет в руках немца.
– Дойдем до наших офицеров, пусть они решают, – попытался вновь найти я альтернативу. Но вместо того, чтобы согласиться или продолжить диалог, один из немцев, шагнув вперед, замахнулся с явным желанием пробить мне в скулу с правой.
Действуя чисто инстинктивно, я коротким подшагом поднырнул под бьющую руку. Оказавшись сбоку от противника, сунул левой прямо в открытый подбородок. Вздрогнув, немец начал оседать и тут же получил от меня с той же самой позиции правый, добивающий.
Это заняло доли секунды. Пожалуй, что его замах был длиннее, нежели вся моя серия. Азбука. Один из азов бокса – уход под длинный, размашистый удар и собственная «двойка». Короткий боковой и добивающий правый прямой.
Только когда немец свалился, я понял, что наделал. Хорошо проведенный удар в подбородок не просто валит с ног. Зачастую – лишает сознания. Наверное, мне лучше было бы пропустить удар. Но нет. Не поддался. Блеснул своим техническим превосходством и вот теперь стоял, боясь даже вздохнуть лишний раз. Потому что командир этой тройки направил пистолет мне в лицо и, судя по плотно сжатым побелевшим губам, в любую секунду мог выстрелить.
– На колени, мразь, – процедил немец.
В ответ я просто моргнул. Честно – не мог заставить себя даже пошевелиться. Черный провал дула, в который я заглядывал, действовал завораживающе.
– На колени! – тоном, показывающим, что он не шутит, поторопил меня офицер.
Скосив глаза на валявшегося в отключке немца, я второй раз за короткий промежуток времени подумал, что стоило все же пропустить удар.
– Не буду, – шевельнул я наконец застывшим, будто бы чужим языком.
