Лида явно ждала от нее не просто реакции, но и поддержки. Ее заявление прозвучало, мягко говоря, нелогично после столь убедительного линчевания мужчин.
– При чем здесь он? Что ты прицепилась к мужику?
– Так сама же сказала – килограммов девяносто веса! Столько добра пропадает!
– Не боись, не пропадет, – уверенно махнула рукой Лида.
– Ну и? У тебя кто-то появился? – осторожничала Рита.
– В наше время люди научились зарабатывать на всем, и даже на этом.
– Ты хочешь купить ребенка, что ли?
– Нет, родить. По-моему, я достаточно ясно выразилась.
– Это для таких умных, как ты, все ясно, а мне, дуре, нужны пояснения! – разозлилась Маргоша.
– Слушай, мне вообще-то не очень приятно об этом говорить. Тем более что тебе моих проблем не понять.
– Ты попробуй, я постараюсь, хоть и узколобая.
– Не обижайся. Просто ты красивая баба, к тебе липнут нормальные мужики с нормальными целями. Ты им интересна сама по себе. А ко мне стекаются какие-то отбросы, у которых в глазенках мельтешат цифры, как в счетчике такси.
– Это ты придумала. Ты же не Квазимодо, в самом-то деле. Не всем быть фотомоделями.
– Мне-то точно не быть, – подтвердила Лида. – Я не хочу быть обманутой. А чтобы не быть обманутой кем-то, прежде всего не надо обманываться самой. Глянь на меня и найди хоть один плюс!
– Легко. Во-первых, у тебя глаза красивые.
– Угу. Только маленькие и непонятного цвета. Все, заткнись и пей кофе. Нужны мне твои комплименты.
– Лидка, да при твоих-то деньгах мужиков можно менять, как трусы «неделька». Подойди к этому с других позиций: не они тебя используют, а ты их.
– Ритка, кто тебя воспитывал? Откуда в тебе подобный цинизм?
– От тебя.
– Пойми, мне противно это все. Не хочу я любовь за деньги покупать, потому что обманут. Как на блошином рынке. Кинут элементарно.
– Откуда ты можешь заранее знать? Не всех же кидают.
– Подобная сделка заранее обречена на провал: любовь купить нельзя. И напрокат взять нельзя. Она как роса на траве – возникает из ниоткуда и уходит в никуда.
– Роса – это конденсат, из воздуха.
– Вот и любовь, Ритка, из воздуха. Ее деньгами не наконденсируешь.
– И как ты планируешь залететь? Как Дева Мария?
– Приблизительно. В клинике. Безо всяких грязных, жадных и потных мужиков. Все проверено, без дурной наследственности и вредных генов.
– А, может, для разнообразия, сначала попробуешь? Ну, чтобы было о чем вспомнить, когда станешь нянчить в кресле-качалке свой геморрой, полоскать челюсти в стакане и трястись от старческой слабости.
– Я хочу, чтобы на старости лет мне было нечего стыдиться. Я бы с радостью все попробовала, но финал слишком уж предсказуем. И без любви мне это будет неприятно.
– Это же все теория, без практики она ноль.
– Мне, знаешь ли, твоей практики хватает.
– Так, может, все-таки согласиться на Макса? У него с наследственностью полный порядок.
– Откуда тебе знать? – поморщилась Лида. А потом призналась: – Узнавала я: у него дед алкаш, и отец, и мать уже спиваться начали. У них в деревнях это быстро.
– Ты прямо Максима об этом спросила? – остолбенела Маргоша.
– Ты дуру-то из меня не делай, – обиделась Лида. – Мне же с ним работать.
– Сама себе противоречишь, – подвела итог Рита.
– Это нормальное состояние мыслящего человека.
– Конечно. Нам, тумбочкам прикроватным, не понять. Слишком глубоко и заумно.
– Все. Отбой. Я жалею, что рассказала тебе об этом.
– Боишься, что я побегу звонить по городу об этой новости? – насупилась Рита.
– Нет. Я прекрасно знаю, как ты ко мне относишься. Поэтому предполагаю, что в последующие дни поток поклонников из жалкого ручейка превратится в бурную реку, русло для которой ты начнешь рыть прямо завтра. Вы спелись с моей мамой, но ваши планы сродни планированию межгалактического центра в Нью-Васюках. Не летают сюда ни корабли, ни тарелки. Успокойтесь обе. Я выросла из коротких штанишек и вполне самостоятельна как в финансовом плане, так и в моральном.
– Ладно, не кипятись. Раз взрослая, плыви сама.
– Вот объясни мне, почему я тебе не верю? – вздохнула Лида. – Погаси этот лисий блеск в глазах и спи.
– Мне неохота спать, – старательно сдерживая зевоту, промямлила Маргоша.
– Тогда подумай о своих проблемах. О своих я подумаю сама.
Лида действительно уже давно вылетела из-под маминого крыла и гребла по бескрайнему житейскому морю под всеми парусами. Но даже тот факт, что дочь перешагнула тридцатилетний барьер, не мешал Антонине Гавриловне старательно дуть ей вслед, заменяя собой попутный ветер. Лида так и осталась в ее глазах нескладным гадким утенком, с годами превратившимся не в прекрасного лебедя, а в некрасивую утку, как и положено по законам природы. Маргариту мама боготворила. Правда, сначала, узнав, что Лида связалась с сомнительной девицей, которую, кривясь и перешептываясь, обсуждал весь двор, Антонина Гавриловна устроила дикий скандал. Крик для нее был скорее способом самовыражения и освобождения организма от негативной энергии, поскольку на Лиду орать было бесполезно. Если дочь что- то втемяшивала себе в голову, то переубедить ее было невозможно. Таким образом мама лишь выразила свое отношение к этой непонятной дружбе, гипотетически повосклицав, что с подобной подругой и ее дочь покатится по наклонной плоскости.
– Ма, ты отдаешь себе отчет в моих перспективах? Кому я нужна? Да меня хулиганы в темноте пугаются!
Антонина Гавриловна лишь махнула рукой. Лида послушно ночевала дома, никаких кавалеров у нее не появлялось, а к моменту окончания института мама, сама себе в том не признаваясь, уже начала желать, чтобы дочь хоть как-то скомпрометировала себя вслед за Маргаритой. Она достаточно трезво смотрела на Лиду, но материнское сердце не признавало, что в ее некрасивой Лидусе нельзя найти хоть что-то, что могло бы составить счастье какого-нибудь скромного советского труженика.
Потом очередной Ритин ухажер потянул Лиду в бизнес. Антонина Гавриловна с воплями заламывала руки и ежевечерне выступала перед уставшей Лидусей на тему «тебя посадят». Через год Лида сделала на маминой жилплощади ремонт, купила себе квартиру и, не слушая неуверенных причитаний Антонины Гавриловны о том, что теперь дочь, у которой руки вставлены в неподходящее место, умрет с голоду, так и не сумев пожарить себе омлет, решительно отбыла на новое независимое место жительства. Неожиданное богатство дочери ударило в голову не привыкшей к роскоши Антонине Гавриловне, и она увлеклась тратой Лидиных денег. А дочь, в свою очередь, радовалась, что у мамы нашлось занятие, и она реже стала появляться в новой дочкиной квартире, чтобы снова и снова удивляться отсутствию на роскошной жилплощади хоть какого-нибудь завалященького мужичка.
Но окончательно успокоить Антонину Гавриловну мог только штамп о браке в Лидкином паспорте. Лида быстро поняла, что, когда мама тихим и жалобным голосом просит приехать и привезти лекарства, продукты или еще что-нибудь, в данный момент ей не нужное, то в гостиной наверняка изнывает в предвкушении сватовства какая-нибудь старинная приятельница, соседка, знакомая знакомых с перезрелым сыном или заловленный телемастер, не ожидающий подвоха.
Первым был отвергнут Жорик – сын маминой подруги Ангелины Олеговны. Георгий стремительно приближался к сорокалетнему юбилею и был идеальным образцом старого холостяка. Он панически боялся женщин, и этот страх иссушил его организм, сделав еще не старого мужчину похожим на флагшток с огромными ушами вместо флагов. Жорик был длинным и тонким, как макаронина. Его было жаль, но
