– Ну, – развёл Птицын руками. – Болеет и болеет! О лекарствах пусть мать, думает, а мы… – тут Птицын строго посмотрел на меня, на Дюймовочку, на Валю. – Деньги есть? Давайте, у кого что есть! Не с пустыми же руками идти к больному товарищу.
У нас, у девочек, набралось столько денег, что можно было купить только шоколадку. Птицын сказал, что забыл деньги дома.
– Но ничего, – успокоил он нас, – ваши деньги – моя организация! Я сейчас организую покупку подарка.
Шоколад очень полезный! Одна плитка заменяет десять килограммов хлеба! По-научному!
– И тонну воды! – засмеялась Валя.
Но Птицын, кажется, не понял, что хотела сказать Валя. Он сунул деньги в карман и повёл нас в кондитерскую; мы купили плитку шоколада и пошли к Марго.
Дверь нам открыла её мать. Мне она показалась не совсем плохой. Лицо у неё доброе, глаза хорошие, а голос такой певучий и такой мягкий, будто мыльный. Она заохала, засуетилась и, приговаривая на ходу, повела в комнату.
– Ох, миленькие, спаси Христос вас… Вот славно, вот хорошо-то как, что навестили. То-то обрадуется доченька!.. Спаси Христос, как хорошо! Ну, посидите, поговорите с ней, а я тем часом сбегаю к одному человеку. Старец тут есть. И живёт недалеко. Святой человек. Пусть вознесёт и он за болящую отроковицу святые молитвы.
Она впустила нас в комнату.
– Товарищи к тебе, Машенька! – пропела она и засновала по комнате, собирая какие-то вещи и увязывая их в узелок.
Налетая на стулья, мать Марго говорила стулу ласково: «Ох ты, глупыш, глупыш, ну чего под ноги суёшься?» Увязывая ковровый платок, она и с ним разговаривала, будто платок мог понимать её: «Вот, милый, вот так! Лежи, лежи, спаси Христос!» И, приговаривая ласковые слова, исчезла за дверью раньше, чем я успела осмотреться.
Комната у Марго небольшая, но забита разной мебелью. Можно подумать, что живёт она в мебельном магазине. Сундуки, кровати, диван, кушетка, стулья, комод, швейная машина, этажерки с посудой загромождали комнату так, что ни ходить по ней, ни повернуться невозможно. В углу комнаты висели позолоченные ящички с цветными фотографиями богов. Некоторые боги были ничего себе, симпатичные, с усиками и весёлыми глазами, но рядом с ними висели небритые боги, с длинными бородами и с сердитыми глазами. Чтобы боги могли лучше видеть сундуки, швейную машину, стулья, перед каждым богом висели баночки с маслом, а в них плавали, чадя, горящие фитили, и они коптили так, что на потолке и на стенах лежали полосы копоти. Да и у самих богов были немножко подкопчены носы.
Птицын пригладил волосы руками, вытащил из кармана плитку шоколада. Сунув её в руки Марго, которая лежала на постели, он сказал, кашлянув, важно:
– Это тебе от нас! Небольшой подарок! Это шоколад. Очень полезный. Когда больные едят шоколад, они всегда поправляются. А у тебя какая болезнь? Не заразная?
Марго покачала головою.
– Сердце! – сказала она, разглядывая шоколадку. – Но сейчас стало уже лучше.
Птицын понимающе кивнув, сел на стул, заложил ногу на ногу.
– Сердце – самая важная часть человека, – сказал он, двигая бровями. – Важнее всего! Вот, например, нога или рука. Можно прожить без рук и без ног? – Он посмотрел на всех строго, будто мы собирались оторвать ему ноги или руки. – Вполне! И даже очень просто жить без рук и без ног. А без сердца не проживёшь.
Я разозлилась и сказала:
– Некоторые ухитряются жить без головы!
Но Птицын ничего не понял. Он посмотрел на меня с удивлением:
– Кто же без головы живёт? – И начал доказывать, почему без головы жить не полагается и как неудобно жить безголовым.
Но мы не слушали его. Я спросила Марго, когда она заболела и очень ли больно ей. Марго нахмурилась, потом вытащила из-под подушки мои книги, которые я дала ей прочитать, и протянула их мне.
– Не буду читать таких! – сказала она. – Я, может, от этого и заболела, что…
Марго не договорила, но я поняла и без слов, что она хотела сказать.
Конечно, я промолчала. Пусть она выздоровеет сначала, а потом я поговорю с ней. Тем временем Птицын уже объяснил, почему людям нельзя жить без головы и, оглядев комнату, кивнул в угол, где проживали боги Марго.
– Это какие иконы? – спросил он.
– Разные! – вздохнула Марго.
Я подумала, что Птицын начнёт высмеивать Марго, и, чтобы не раздражать её, поспешно спросила:
– А где же черти?
Марго сказала:
– Чертей мы выводим!
Меня это заинтересовало. Как же выводят чертей? Так ли, как клопов, дизенсекталем, или другой жидкостью?
– Вы их чем же… это?… Как боретесь с ними?
– Крестиками! – вздохнула Марго. – От них одно спасенье – крещенские крестики! – Она показала рукой на белые крестики, нарисованные на дверях и подоконниках. – Когда бывает водосвятие, мы ставим крестики. Каждый год ставим.
– И помогает?
– А то нет? Ясно – помогает! Черти как увидят кресты, сразу поджимают хвосты. Как миленькие!
Мы переглянулись.
Я подмигнула Дюймовочке и Вале:
– Воображаю, сколько чертей в каждом классе. Ведь у нас в школе ни одного креста нет. Ни на окнах, ни на дверях.
Марго приподняла голову с подушки.
– Кошмар, как много! – сказала она, волнуясь. – В нашем классе, например, их видимо-невидимо. Миллион!
– Ты считала их? – спросила строго Дюймовочка.
– Не верите? Смешно! Так это любой и каждый может проверить!
– Как?
– Очень просто! Найдите на парте сучок, прижмите его пальцем и трижды скажите: «Чёрт, чёрт, помоги. Чёрт, чёрт, отврати!» И обязательно поможет, обязательно отвратит.
– А ты пробовала?
– Грешно это! – сказала Марго. – Я всего только один раз попробовала, да и то потом раскаялась. Это когда не выучила ботанику.
– Ну и как?
– Ну и помогло, конечно! Не вызвали! Пришлось, однако, вспрыснуться дома крещенскою водою. Чтобы чёрт не потребовал ничего! Только, – Марго махнула рукой и вздохнула, – обхитрил он всё-таки… Отомстил. Ангиной я заболела после этого. Ангину напустил на меня.
Мы засмеялись. Птицын посмотрел на всех и сказал:
– Обманывать не полагается. Нехорошо! Чёрт на тебя надеялся, а ты подвела его. Он же помог тебе. Он же отвратил единицу. Значит, ты должна была поблагодарить его.
– Что ж, по-твоему, душу ему должна отдать? Жирно будет!
– Не обязательно душу! Могла бы хоть спасибо сказать!
Мы захохотали с Дюймовочкой, а Марго рассердилась и сказала со злостью:
– Чем смеяться, взяли бы да проверили: правду говорю или вру, как лошадь. В любой день можно проверить!
– Ерунда! – пренебрежительно махнула рукой Дюймовочка.
