честно, ни слова не понял. Ты можешь спросить их сама при встрече. Черт подери, сейчас я жалею, что не выдернул их из теплых постелей сегодня в пять утра.
— Нет, — Анна-Мария задумчиво покачала головой. — Ты не мог поступить иначе.
Северное сияние по-прежнему прокатывалось по небу белыми и зелеными переливами.
— Просто невероятно, — проговорила она, запрокинув голову. — Этой зимой северное сияние не гаснет. Ты когда-нибудь видел что-то подобное?
— Нет, тут все дело в этой буре на солнце, — откликнулся Свен-Эрик. — Красиво, но вскоре наверняка выяснится, что эта штука канцерогенна. И что на самом деле следовало бы прикрываться от излучения серебряным зонтиком.
— Тебе бы пошло, — рассмеялась Анна-Мария.
Они сели в машину.
— Кстати, раз уж мы об этом заговорили, — продолжал Свен-Эрик, — как там дела у Похьянена?
— Не знаю, как-то не с руки было спрашивать.
— Ну да, понимаю.
«Мог бы и сам спросить», — сердито подумала Анна-Мария.
Свен-Эрик оставил машину на парковке под горой, и они двинулись вверх по склону к церкви. Сугробы, окаймлявшие дорожку, исчезли, везде виднелись человеческие и собачьи следы. В поисках орудия убийства полиция перерыла всю прилегающую территорию. Существовала надежда, что преступник бросил орудие убийства за дверями церкви или спрятал в сугроб, однако поиски не дали результатов.
— А что, если мы вообще не найдем орудия убийства? — спросил Свен-Эрик и замедлил шаг, увидев, что Анна-Мария запыхалась. — Можно ли в наше время осудить кого-то за убийство без заключения технической экспертизы?
— Ну, Кристер Петтерссон был осужден в суде первой инстанции,[5] — проговорила, с трудом отдышавшись, Анна-Мария.
Свен-Эрик горько усмехнулся.
— Очень утешительный пример.
— Вы нашли сестру?
— Нет, но фон Пост сказал, что он все устроил и она прибудет на допрос сегодня в восемь. Вот и посмотрим, какой нам от этого будет толк.
Около пяти вечера Анна-Мария Мелла и Свен-Эрик Стольнакке вошли в церковь «Источник силы». Три пастора сидели в ряд на стульях, обратив лица к алтарю. В помещении находились еще три человека. Женщина средних лет, одетая в немодные леггинсы и застиранный сиреневый свитер, доходящий почти до колен, тащила за собой огромный неуклюжий пылесос, который со страшным гудением обрабатывал ковры. Анне-Марии бросилось в глаза, что вид у женщины изможденный. Время от времени той приходилось выключать пылесос и вставать на четвереньки, чтобы достать мусор, который был великоват для трубы. В церковном зале находилась еще одна женщина, тоже средних лет, но в элегантной юбке, тщательно выглаженной блузке и кофте с обшлагами подходящего цвета. Проходя вдоль рядов, она клала на каждый стул по листу бумаги. Третьим был молодой мужчина: с Библией в руке, он бродил по залу безо всякой видимой цели, разговаривая сам с собой. То и дело он останавливался перед каким-нибудь стулом, протягивал вперед руку и что-то возмущенно говорил, словно обращаясь к сидящему перед ним. Или же замирал, подняв Библию к потолку и произнося какие-то фразы, совершенно непонятные Свену-Эрику и Анне-Марии. Когда они проходили мимо него, мужчина бросил на них ненавидящий взгляд. Залитый кровью ковер по-прежнему лежал в проходе, но кто-то убрал стулья, так что теперь легко можно было обойти то место, где еще недавно лежало тело, не наступая на пятно.
— Ага, вот и святая троица, — произнес Свен-Эрик, пытаясь разрядить обстановку, когда все три пастора поднялись с серьезными лицами, приветствуя их.
Никто из троих мужчин не улыбнулся.
Когда они уселись, Анна-Мария записала их имена и краткий словесный портрет в блокнот, чтобы знать потом, кто есть кто и кто что говорил. О том, чтобы достать диктофон, не могло быть и речи. И без того, похоже, будет достаточно сложно заставить их разговориться.
«Томас Сёдерберг, — записала она. — Темноволосый, красивый, в модных очках. Сорок с хвостиком. Веса Ларссон, сорок с хвостиком, единственный из троих без костюма и галстука. Фланелевая рубашка и кожаный жилет. Гуннар Исакссон — тучноватый, с бородкой. За пятьдесят».
Она отметила про себя их рукопожатия. Томас Сёдерберг сжал ее руку, встретился с ней взглядом и некоторое время смотрел ей прямо в глаза. Он привык вызывать доверие. Она задумалась, как бы он отреагировал, если бы полиция отнеслась с недоверием к его словам. На нем был дорогой костюм.
Рукопожатие Весы Ларссона было мягким. Похоже, он вообще не привык здороваться за руку. Когда их ладони встретились, он на самом деле уже поздоровался с ней при помощи небольшого кивка и перевел взгляд на Свена-Эрика.
Гуннар Исакссон так сжал ей руку, что чуть не сломал, но это не походило на недостаточное осознание своей физической силы, какое можно иногда наблюдать у некоторых мужчин.
«Он просто боится показаться слабым», — подумала Анна-Мария.
— Прежде чем мы начнем нашу беседу, я хотела бы знать, почему вы настаиваете на том, чтобы предстать перед полицией все втроем, — сказала она.
— Произошло нечто ужасное, — ответил Веса Ларссон после некоторого молчания, — но мы остро ощущаем, что приход должен сплотиться как никогда. И это касается нас, пасторов, в первую очередь. Существуют мощные силы, которые постараются внести раскол в наши ряды, и мы будем стараться дать этим силам как можно меньше шансов.
— Понимаю, — проговорил Свен-Эрик.
По его тону легко было догадаться, что он ничегошеньки не понял.
Анна-Мария покосилась на коллегу, который задумчиво сложил губы трубочкой, так что его огромные усы торчали под носом, как щетина от швабры.
Веса Ларссон вертел пальцами пуговицу на своем кожаном жилете и поглядывал на Томаса Сёдерберга, но тот не ответил на его взгляд, а лишь задумчиво кивнул в знак согласия.
«Так-так, — подумала Анна-Мария, — ответ Весы утвержден пастором Сёдербергом. Нетрудно определить, кто у них тут главный».
— Какова структура прихода — чисто организационно? — спросила Анна-Мария.
— Выше всех Господь Бог, — проговорил Гуннар Исакссон сильным низким голосом и поднял указательный палец. — Далее, в приходе есть три пастора и пять старост. Если сравнить это с предприятием, то можно сказать, что Бог — учредитель, мы — генеральные директора, а старосты — правление.
— Мы думали, что вы будете расспрашивать нас о Викторе Страндгорде, — прервал его Томас Сёдерберг.
— Мы дойдем и до этого, дойдем, — заверил его Свен-Эрик.
Тем временем молодой человек остановился возле стула и начал проповедовать громким голосом, размахивая руками, обращаясь к пустому сиденью. Свен-Эрик с недоумением покосился на него.
— Можно задать вопрос? — начал он и сделал жест в сторону мужчины.
— Он молится перед вечерним собранием, — пояснил Томас Сёдерберг. — Глоссолалия[6] может с непривычки производить странное впечатление, но в этом нет никакого подвоха, я вас уверяю.
— Важно, чтобы церковное пространство было намолено, — уточнил пастор Гуннар Исакссон и взялся за свою пышную, ухоженную бороду.
— Понятно, — снова проговорил Свен-Эрик и бросил на Анну-Марию беспомощный взгляд. Усы стояли уже почти перпендикулярно лицу.
— Хорошо, расскажите нам, пожалуйста, о Викторе Страндгорде, — попросила Анна-Мария. — Что он был за человек? Ваше мнение, Веса Ларссон.
На лице у Весы Ларссона возникло выражение душевной
