— Угу, — проговорил он. — Архитектора чуть инфаркт не хватил, когда я сказал, что хочу вощеный деревянный пол. Он возразил, что такой пол в одно мгновение будет испорчен красками, тушью и всем прочим. Но именно таков был мой замысел — что от творчества на полу останется патина.
Ребекка огляделась. Ателье было просторное. Несмотря на метель и облачность, через большие окна внутрь вливался поток дневного света. Здесь все было прибрано. На мольберте возле одного из панорамных окон стоял прикрытый тканью холст. На полу ей не удалось обнаружить ни одного пятнышка краски, сколько бы она ни вглядывалась. Когда-то, когда Веса работал в подвале церкви Пятидесятницы, все выглядело по- иному: листы с рисунками были разложены по всему полу, страшно было шелохнуться, чтобы не перевернуть какую-нибудь из бесчисленных баночек со скипидаром и кисточками. От запаха скипидара через некоторое время начинала кружиться голова. Здесь же ощущался только запах дыма от печки. Веса Ларссон поймал ее внимательный взгляд и улыбнулся кривоватой улыбкой.
— Да, знаю, — проговорил он. — Когда наконец-то обзаводишься студией, о какой мечтает любой художник, то…
Он не закончил предложение, а лишь пожал плечами, но потом продолжал:
— Мой папаша рисовал маслом, ты знаешь. Северное сияние, и лопарские деревни, и домик в Мерас- ярви. Ему это никогда не надоедало. Он отказывался от коммерческих заказов, сидел с дружками и закладывал за воротник. Иногда он гладил меня по голове и говорил: «Парень мечтает стать водителем погрузчика, но я сказал ему — от искусства никуда не скроешься». Но сейчас мечты о высокой живописи кажутся мне такими наивными. Оказалось, от искусства вполне можно скрыться, и это не так сложно.
Они молча посмотрели друг на друга. Сами того не зная, они думали об одном и том же — о волосах друг друга: что раньше они были лучше, когда росли свободно и дико, когда было заметно, что стрижку делали друзья-подруги.
— Прекрасный вид, — заметила Ребекка и добавила: — Хотя, может быть, не в данный момент.
Единственное, что можно было разглядеть за окном, — сплошной занавес падающего снега.
— Почему бы и нет? — сказал Веса Ларссон. — Возможно, это самый лучший вид, какой только можно себе представить. Зима, снег — это так красиво. Все упрощается. Меньше впечатлений. Меньше красок. Меньше запахов. Дни короче. Голова отдыхает.
— Что происходило в последнее время с Виктором?
Веса Ларссон покачал головой:
— А что рассказала тебе Санна?
— Ничего.
— Что значит «ничего»? — недоверчиво переспросил Веса Ларссон.
— Мне никто ничего не рассказывает, — сердито ответила Ребекка. — Но я не верю, что это сделала она. Иногда она держится так, будто с луны свалилась, но такого она совершить не могла.
Веса Ларссон сидел молча, глядя через окно на снегопад.
— Почему Патрик Маттссон сказал, чтобы я спросила тебя о сексуальной ориентации Виктора?
Поскольку Веса Ларссон не ответил, она продолжала:
— У тебя были с ним отношения? Ты написал ему открытку?
«Ты написал всякие угрозы, которые потом прилепил на мою машину?» — подумала она.
— По этому поводу ты не дождешься от меня никаких комментариев, — ответил Веса Ларссон, не глядя на нее.
— Ах вот как! Скоро я начну думать, что это вы, пасторы, прихлопнули его. За то, что он собирался раскрыть ваши финансовые делишки. Или потому, что он грозился рассказать твоей жене о ваших отношениях.
Веса Ларссон закрыл лицо руками.
— Это не я, — пробормотал он. — Я не убивал его.
«Я перехожу все границы, — подумала Ребекка. — Вламываюсь к людям и обвиняю их черт-те в чем».
Она сжала кулак и приложила его ко лбу, пытаясь выдавить из себя хоть одну разумную мысль.
— Не понимаю, — проговорила она. — Не понимаю, почему вы все отмалчиваетесь. И не понимаю, кто подбросил Санне нож.
Тут Веса Ларссон поднял голову и с ужасом посмотрел на Ребекку.
— Что ты хочешь сказать? Какой нож?
Ребекка готова была откусить себе язык.
— Полиция не сообщила об этом прессе. Но они нашли орудие убийства в ее квартире. В кухонном диване.
Веса Ларссон уставился на нее.
— О боже мой! — прошептал он. — Боже мой!
— А что?
Лицо пастора превратилось в неподвижную маску.
— Я уже один раз нарушил обещание хранить тайну и больше этого не сделаю.
— Да к черту тайны! — воскликнула Ребекка. — Виктор мертв, и ему наплевать на то, что ты раскроешь его тайну.
— Но я дал обещание Санне.
— Замечательно! — взорвалась Ребекка. — Можешь не разговаривать со мной. Но я готова вывернуть наизнанку всех и вся, чтобы добраться до истины. И начну я с общины и ваших экономических дел. А потом узнаю, кто любил Виктора. Из Санны я выдавлю правду прямо сегодня вечером.
Веса Ларссон посмотрел на нее измученным взглядом.
— Ты не можешь отказаться от этой затеи, Ребекка? Уезжай. Не давай себя использовать.
— Что ты хочешь этим сказать?
Он в отчаянии покачал головой.
— Ну что ж, делай то, что велит тебе твоя душа. Но тебе нечего отнять у меня, потому что я все уже потерял.
— Черт бы вас всех побрал, — проговорила Ребекка, не в силах вложить в эти слова хоть немного чувства.
— «Кто из вас без греха…» — пробормотал Веса Ларссон.
«Ну да, — подумала Ребекка. — Я же убийца. Детоубийца».
