— Как ты думаешь, Эсфирь такая же, как евреи из Германии?
— О чем ты говоришь?
— Я имею в виду, она ведь похожа на жителей Верхнего города, понимаешь?
— Что?
Я начинаю объяснять, но потом слышу, как Това храпит. Я думаю про маму и Эсфирь. Мама так боится утратить еврейские традиции. Она скорее предпочтет навсегда остаться чужой в этой стране, если при этом сможет остаться той же еврейкой, какой была всегда: отмечать все праздники в плотно сидящем на голове парике, все как всегда, как она привыкла с детства. Я думаю о парике на маминой голове. Потом я думаю о царице Эсфири, которая даже не признавалась, что она еврейка, но посмотрите, как в итоге она помогла евреям. Как она всех спасла! Значит, истинно верующих людей не всегда можно узнать по парикам и пейсам.
P.S. Забыла сказать, что мы с Мириам, Мэнди, Товой, Мэми и Борисом ходили на праздник в синагоге, нарядившись в костюмы. Маскарад — часть праздника. Мы оделись животными со скотного двора — не свиньями, конечно, а коровами, цыплятами и козами. Потом, после праздника в синагоге, все собрались идти в кафе, что рядом с еврейскими театрами, чтобы продолжить праздник там, и угадайте, что дальше? Мама разрешила мне пойти с ними! Чувствую себя очень взрослой. Я пила венский кофе со взбитыми сливками.
9 марта 1904 года Извините, что так долго не пишу, нет, не писала вам. Но я очень занята в четвертом классе, а теперь еще часто хожу к Блю, чтобы помогать ей делать школьные задания, показываю ей, что проходят в четвертом классе. Она пытается выполнять некоторые задания, которые задают нам. Ей это сложно. У нас есть упражнение, которое нравится Блю: мы переводим письма из колонки «Бинтел Бриф» в газете «Джуиш дейли форвард». Там публикуют очень интересные письма. Сегодня было письмо одной женщины, которая приехала сюда из России к мужу и обнаружила, что он женился на другой женщине. Мы выучили новые слова — «двоеженец» и «двумужница». Это значит, что у мужчины одновременно больше одной жены или у женщины больше одного мужа. Это незаконно. Тот мужчина теперь в тюрьме.
10 марта 1904 года Сегодня ходила в театр «Эдем». Смотрела репетицию пьесы, где играет Зигмунд Могулеско, называется «Иммигрант». Чудесная постановка. Могулеско — гениальный актер. Борис говорит, что, если я приду завтра после школы, он отведет меня в другой театр, где он работает, и я смогу там увидеть всемирно знаменитого актера Якоба Адлера в постановке «Венецианский купец» по пьесе самого Уильяма Шекспира, представление идет на идише. Мне очень нравится бывать за кулисами.
11 марта 1904 года Забыла вам рассказать, что мне вчера сказал Борис: «Ну, Зиппи, может быть, в какой- нибудь из будущих постановок потребуются дети, и ты сможешь пройти пробы». Я ответила: «Твои бы слова да Богу в уши, Борис!» Теперь я не могу думать ни о чем другом. Вчера ночью в постели я рассказала Мириам о своих тайных мечтах — стать актрисой. Она сжала мою руку. Казалось, это пожатие говорило, что у нас обеих есть мечты, моя — театр, ее — любовь. Потом она сказала: «Что же это за страна, которая заставляет людей так сильно мечтать?» Я сонно зевнула и ответила, что понимаю ее мысль, взять хотя бы Тову с ее мечтами о профсоюзе. Здесь, в Америке, что-то в воздухе витает, что изменяет людей.
12 марта 1904 года Я помню, что обещала писать по-английски, но сейчас я так взволнована, что ни за что не смогу описать все это на английском. Сейчас я должна писать на идише, иначе получится просто всплеск эмоций. Угадайте, что случилось? Мы с Борисом были в этом другом театре, я стояла рядом с ним за кулисами и смотрела, как великий Адлер репетирует роль еврея Шейлока в пьесе «Венецианский купец». Режиссер сказал: «Бери пять», — это значит, что у актера пятиминутный перерыв. И вот, Якоб Адлер идет со сцены, проходит мимо меня и гладит меня по голове. Якоб Адлер, самый знаменитый еврейский актер во всем мире, гладит меня по голове, а потом говорит: «Моя маленькая голубая птичка», — у меня ведь глаза голубые, как у отца. И продолжает: «Очень яркие голубые глаза. Они сияют из темноты, из-за кулис, и освещают сцену. Я все время их видел». А потом он уходит. Вы можете в это поверить? Я — не могу!
14 марта 1904 года Я нашла фотографию Якоба Адлера в старой газете. Газету нашла прямо за магазином, где продают маринады, на Хестер-стрит. На газете сок из-под маринадов, но это не важно. Я взяла ее домой, вырезала фотографию и повесила на стену прямо поверх фотографий мадам Кюри и братьев Райт.
15 марта 1904 года Иногда Това меня сильно удивляет. Мне-то кажется, что все ее мысли заняты профсоюзом и организацией рабочих и на самом деле она меня не замечает, но сегодня она принесла мне еще одну фотографию Якоба Адлера, которую нашла в газете. Я даже думала, что она не заметила картинку, которую я повесила на стену. Она ответила: «Как же я могла ее не заметить? Его портрет висит прямо над нашей кроватью!»
16 марта 1904 года Я в отчаянии! Ставили пьесу, где были детские роли. Нужны были деревенские дети, которые потом забивают кого-то камнями насмерть. И вот, Борис привел меня в театр. И угадайте, что случилось? Они заявили, что я слишком высокая. Я сказала, что съежусь. Сделаю все, что угодно. Они не знают, что я умею ходить так, чтобы казаться ниже, действительно умею. Ну почему я такая высокая? С тех пор как мы приехали в Америку, я выросла на три дюйма. Если я буду расти такими темпами, то к тому времени, когда мне исполнится столько лет, сколько сейчас Тове, во мне будет семь футов.
31 марта 1904 года Сегодня первая ночь Песаха, еврейской Пасхи, и, как на каждый седер (ритуальный иудейский ужин), на столе бокалы для вина, а дверь открыта для пророка Илии. Но входит не Илия. Входит дядя Шмуль, муж тети Фрумы. Он говорит, что приехал в Америку из-за того, что теперь царь набирает в армию даже пожилых мужчин, ведь Россия воюет с Японией. Так что теперь дядя Шмуль здесь. Он выглядит почти таким же, каким я его запомнила с тех времен, когда тетя Фрума еще была жива. У него смешные волосы. Ну, честно говоря, у него не так уж много волос. Верхушка его головы сверкает и совершенно голая. Я забыла английское слово, которое означает отсутствие волос. Но по краям его головы вьются волосы, похожие на дым. Он шутит по этому поводу: «Мою голову окружают облака». Дядя Мойше попытается найти дяде Шмулю работу. Не знаю, где он будет жить. Я бы хотела, чтобы он жил с нами. Он веселее, чем реб Симха, и пахнет лучше. Впрочем, я не могу жаловаться. Нам повезло, папа постоянно напоминает об этом. Ведь три года назад, на тот последний Песах, которую мы провели вместе, в Злинке случился ужасный погром, и жители Злинки пришли в нашу деревню, принесли бедную девочку с перевязанной головой. А у меня до сих пор два уха! Какая разница, чем пахнет реб Симха, — по крайней мере, у меня есть нос, чтобы чувствовать, чем он пахнет!
1 апреля 1904 года Сегодня вторая ночь Песаха, второй седер. Дядя Шмуль и дядя Мойше снова пришли к нам. Дядя Шмуль будет работать в мастерской, где раньше работал дядя Мойше, до того, как. устроился на работу в «Брук Бразерс». Дядя Мойше хвастается, много говорит о том, что шьет у себя в «Брук Бразерс» красивые костюмы для щеголей из Верхнего города. Я начинаю хвастаться, что мама шьет одежду для миссис Мейер. Она тоже модная светская дама из Верхнего города. Но папа смотрит на меня мрачно. Он говорит, что щеголи из Верхнего города — евреи из Германии — самое худшее, что может быть, потому что они не говорят на идише, считают евреев из России грязными, и хвастаться тут нечем. Я очень расстроена. Я не люблю огорчать папу, но думаю, что он не должен говорить со мной так резко.
2 апреля 1904 года Я до сих пор расстроена из-за того, что папа так разговаривал со мной. Меня многое огорчает. Я составила список.
1) Папа был резок со мной.
2) Я слишком высокая, чтобы играть детскую роль в пьесе.
