слушать идиш. Он хочет слушать английский. Так что мы ходили смотреть новый мюзикл на Бродвее, он называется «Пиф!! Паф!! Пуф!!». Там играет Эдди Фой. Представление очень веселое и яркое. Хорошая музыка, но еврейский театр мне нравится больше.
18 мая 1904 года Невозможно сравнить Бродвей и еврейский театр. Вчера вечером я видела Якоба Адлера в пьесе «Нищий из Одессы». Папа купил билеты только для нас двоих, ему и мне. Это хорошо. Потому что мне было очень неуютно с самого Песаха, когда папа так резко поговорил со мной. Думаю, папа это заметил. Может быть, папа немного ревнует, потому что дядя Шмуль уделяет мне много внимания. Возможно, поэтому папа купил билеты. Якоб Адлер — самый выдающийся актер. У него очень большие глаза, а в глазах больше белого, чем цветного. И когда он широко раскрывает глаза, изображая ужас или потрясение, его взгляд гипнотизирует. И это — актерская игра. Как я могла когда-то мечтать о том, чтобы стать физиком, как Мария Кюри, или летать на аэроплане? Я должна играть.
19 мая 1904 года Похоже, мама что-то задумала. Когда я пришла домой из школы, у нас в квартире была сваха. Думаю, мама хочет выдать замуж или Тову, или Мириам. Зачем еще свахе приходить в наш дом?
У мамы появился еще один клиент, кроме миссис Мейер. Завтра мы идем относить миссис Мейер ее заказ. Мне не хочется туда идти, потому что я ненавижу этих девчонок. Они так ужасно со мной обращаются. Около трех недель назад нам пришлось идти туда на примерку, и Флора, старшая, сказала нечто отвратительное про маму. Я подслушала ее слова. Она назвала мою мать «восточной древностью»! Евреи из Германии очень высокомерны. Они не говорят на идише, все территории, расположенные восточнее Германии, считают Востоком, а традиционную еврейскую женщину, такую, как мама, пожалуйста — древностью! Можете представить? Если мама хочет носить парик, то это ее дело. Но, Боже мой, если она действительно хочет воспользоваться услугами свахи и выдать нас замуж, то это уже наше дело. И все равно она не восточная древность.
20 мая 1904 года Вы никогда не поверите, что случилось. Мы ходили в Верхний город, чтобы отнести летние платья миссис Мейер, но, когда мы пришли, дворецкий сказал, что нам придется подождать несколько минут, потому что миссис Мейер и ее дочерей фотографируют в музыкальной комнате. Мы стали ждать. Я заскучала и решила просто заглянуть туда. Я чуть не вскрикнула, но, слава Богу, удержалась. Угадайте, кто оказался фотографом? Это был мистер Вулф, отец Блю. Я побежала к маме, чтобы сообщить ей об этом. Она сказала, что нам нужно спрятаться. Он не должен нас видеть. Я переспросила: «Что? Ты с ума сошла? Это он должен прятаться». Мама ответила, что просто боится его убить. Следующие несколько минут, пока фотограф заканчивал работу, мы метались по приемной и не знали, что нам делать. Когда они вышли из музыкальной комнаты, мы сидели, будто застывшие статуи. Мы видели, как он шел по коридору, и наконец я вскакиваю и выбегаю прямо за ним в парадную дверь. Он все еще на ступеньках. Дворецкий провожает его, рядом ждет кеб. Я кричу: «Мистер Вулф!» Вижу, как вздрагивают его плечи, но он не оборачивается. Я подхожу, когда он залезает в кеб, и кричу: «Мистер Вулф!» Дергаю его за рукав. Он оборачивается и говорит самым безразличным голосом: «Я не мистер Вулф, юная леди. Должно быть, вы обознались». Потом он залезает в кеб и уезжает, а я стою на Сорок Пятой улице и кричу: «Вы — мистер Вулф! И у вас есть семья».
Мама говорит, мы не должны никому об этом рассказывать. Это только причинит боль Блю и ее матери. Не знаю, смогу ли я молчать.
29 мая 1904 года Не могу не думать о том, что видела в Верхнем городе мистера Вулфа. Ни о чем больше не думаю. Блю я об этом не говорила.
5 июня 1904 года Уже почти неделю не думаю ни о чем, кроме мистера Вулфа.
6 июня 1904 года Сегодня я подумала, что пора что-то решать насчет мистера Вулфа, написала письмо в рубрику «Бинтел Бриф» газеты «Джуиш дейли форвард» и спросила, что мне делать. Надеюсь, они ответят, но я не уверена. Мария Кюри и Орвилл с Уилбером так и не признали факт моего существования. Очень неплохо пишу по-английски, а? Все считают, что по-английски я говорю феноменально (еще одно красивое английское слово). Думаю, что, давая дяде Шмулю уроки английского, я сама сильно продвинулась в изучении языка, эти уроки помогли мне гораздо больше, чем все остальное.
10 июня 1904 года Я оказалась права. Мама договаривалась со свахой. Сваха пришла сегодня вечером, чтобы познакомиться с Товой. Това была в ярости. Но она очень умно себя повела. Она рассказывала о своей работе по созданию профсоюза. Говорила про эмансипацию, права женщин, а еще говорила о деньгах. Мы с дядей Шмулем за всем этим наблюдали (папа был на репетиции), мамино лицо все больше краснело, а лицо свахи медленно каменело. Наконец сваха встает и очень холодно говорит: «Мне больше нечего здесь делать». Мама съежилась и заплакала. Никто из нас не знал, что делать. Потом дядя Шмуль сказал сначала на идише, а потом на почти идеальном английском: «Сара, это Америка». Мама только взглянула на него, а потом поправила свой парик.
15 июня 1904 года Сегодня последний день школьных занятий перед летними каникулами, и угадайте, что случилось? Меня перевели в седьмой класс. Учительница сказала, что я могу пропустить шестой класс, потому что шестой не сильно отличается от пятого. Но чуть больше чем через неделю мне исполнится тринадцать лет, так что осенью я все равно буду на год старше, чем остальные семиклассники. Учительница говорит, что если я буду много заниматься осенью, то скоро смогу перейти в восьмой класс. Я спрашиваю: «Насколько скоро?» Она отвечает: «Ну, через несколько месяцев». Я спрашиваю: «Несколько — это сколько? Три или четыре?» Она отвечает: «Может, и так, а может, всего через пару месяцев». Я спрашиваю: «Что значит «пара» — два?» Она кивает. Она говорит: «Зиппора, ты всегда так торопишься. Куда ты так спешишь?» Куда я спешу? Хотела бы я ей ответить: если бы вы попробовали в двенадцать лет сидеть на маленьком стульчике в одном классе с детьми, которые в два раза вас меньше, вы бы тоже спешили. Она даже представить себе не может, как сильно я спешу. Я проучусь в седьмом классе один месяц, а не два. Потом в восьмой класс. Летом буду помогать Блю. Я буду толкать, волочь, тащить ее вперед так быстро, как только смогу. Она окажется в восьмом классе вместе со мной самое позднее к Пуриму. Вот увидите.
16 июня 1904 года Сегодня ночью спали на крыше, потому что было очень жарко. Приходил Шон и рассказывал нам фантастические истории о Всемирной ярмарке, которая только что открылась в Сент- Луисе. Он говорит, там появилось что-то новое — рожок с мороженым. Я попыталась представить предмет, который он описывал. Шон говорит, что люди наполняют мороженым бисквит или тонкое печенье, завернутое в форму конуса. Нужно лизать мороженое и кусать этот рожок. Сложно представить.
18 июня 1904 года Вчера вечером папа участвовал еще в одном концерте. Это третий концерт начиная с января. Среди прочего исполняли серенаду ми мажор Дворжака. Я слышала, как кто-то назвал небольшое папино соло во второй части «блестящим». Мне нравится это слово — «блестящий». Некоторые люди хотят, чтобы папа давал им уроки. Но у него очень мало свободного времени. Он будет иногда давать уроки перед репетициями или после них. К месту концерта в Верхнем городе, на Шестую авеню, мы ездили по надземной железной дороге. Мне нравится ездить по надземной железной дороге. Это гораздо интереснее, чем уличный транспорт. Можно смотреть прямо в окна домов, где живут люди. На Тридцать Седьмой улице есть одно место, где рельсы подходят так близко к дому, что я смогла разглядеть даже еду на столе у одной семьи. Тарелку с картошкой.
22 июня 1904 года Мама не очень хорошо себя чувствует. Я думаю, это из-за жары. Надеюсь, завтра ей станет лучше, ведь завтра мой день рождения.
23 июня 1904 года 
