которой обучаются какому-то полезному навыку.
— Полезному в бою? — уточнил Сумрак.
— Не обязательно в бою. Просто в жизни. Она ведь не состоит из сплошных битв, правда? У каждого клюва есть своя… как бы это точнее выразить… специализация. Навигационные клювы у нас самые элегантные и отличаются виртуозным полетом. Искатели-спасатели тоже прекрасные летуны, но манеры у них менее утонченные. Всепогодники и угленосы считаются самыми мужественными и стойкими. Но главное, — тут пятнистая неясыть пристально взглянула на Сумрака, — все они неукротимо отважны и скорее погибнут, чем дрогнут в бою.
При этих словах Сумрак просто раздулся от радости, а Сорен, наоборот, съежился от страха. Что, если он не сможет быть таким? Нет, он должен! Вместе с друзьями он справится с любым делом! Вон сколько всего они сумели совершить вместе…
— А мы все попадем в один клюв? — спросил он.
— Очень в этом сомневаюсь.
— Но мы же — одна стая! — выпалил Сорен и тут же смутился, подумав, что его слова могут быть неверно истолкованы.
— Здесь это не имеет значения. Вы стали частью другой большой стаи. А теперь мне пора идти.
— Ну конечно! — с плохо скрытой насмешкой фыркнула Гильфи. — Наверное, тебя ждут важные дела!
— Именно так, — пятнистая неясыть снова смерила малютку-сы-чика надменным взглядом и вылетела из дупла.
Сорену показалось, что Гильфи с трудом сдержалась, чтобы не плюнуть ей вслед.
— Ох, не понравилась она мне! — пробасил Сумрак.
— А уж мне-то как не понравилась! Ты заметил, как она на меня смотрела? Наверное, считает себя самой умной и самой воспитанной, но я готова поклясться, что в душе она смеется над моим ростом!
Как большинство сычиков-эльфов, Гильфи была невероятно чувствительна к любым замечаниям относительно своего роста. Ее бабушка была совой-основательницей CMC — Сообщества Малых Сов, которое боролось с обидными и бестактными замечаниями в адрес всех мелких представителей совиного царства.
— Дорогу! Дорогу!
Мимо их дупла пролетели два дородных мохнатых сыча с зажатым в когтях подобием гамака, в котором лежала раненая сова. Шлем слетел с ее головы, одно крыло безжизненно болталось в воздухе.
Потом откуда-то снизу послышался захлебывающийся плач маленького совенка, а чей-то ласковый голос успокаивающе произнес:
— Ну, будет, будет.
Сорен потихоньку выбрался в отверстие, которое вело в нижний коридор, опоясывавший полый ствол дерева. Увидев сотни проходов, разбегавшихся во все стороны, он испугался, что заблудится. Но тут плач послышался вновь, и Сорен решительно зашагал на этот звук.
Вскоре он очутился в другом дупле. Как и во всех остальных, здесь были устроены внешний и внутренний входы, чтобы в дупло можно было попасть из другого прохода или влететь снаружи.
Сорен сунул нос в отверстие. Сначала он увидел уже знакомую болотную сову Матрону. Пушистая нянька торопливо выщипывала пух со своей грудки и подкладывала его под лежащую крохотную сову.
— Вот так, моя хорошая, все будет хорошо.
— Что подумают мама с папой? — снова расплакалась малышка. На мигу Сорена оборвалось в животе: «Неужели это моя Эглантина?»
— Они подумают, что их дочка — самый храбрый воробьиный сычик на свете, — отвечала Матрона.
Сорен разочарованно вздохнул.
— Что ты здесь делаешь? Не стой без толку, лучше займись чем-нибудь полезным! — набросилась на него Матрона.
Сорен робко вошел в дупло. Малышка, над которой хлопотала Матрона, оказалась ростом не больше Гильфи. Очень хорошенькая и пушистая, она насквозь пропахла гарью, а ее перья обгорели и закоптились от дыма.
— Как тебя зовут, моя хорошая? — склонилась над ней Матрона.
— Примула.
— Отличное имя! У Примулы сгорело гнездо.
— Все наше дерево сгорело! — выдавила из себя малышка.
— Вот несчастье-то! Понимаешь, ее родители отправились на приграничную схватку и оставили детку в гнезде.
— Я должна была охранять яйца! Моя мама полетела охотиться, а вовсе не на битву. Она должна была скоро вернуться!
— И что случилось? — спросил Сорен.
— Пожар. Лесной пожар. Я не думала, что он доберется до нашего дерева, и продолжала сидеть в дупле… А когда дерево все-таки занялось, я попыталась спасти хотя бы одно яйцо. Но… Понимаете, я еще никогда не летала так далеко, и я его… — Она снова разрыдалась.
Толстая болотная сова скорбно покачала головой. Вдруг в дупло просунула голову косматая неясыть:
— Кому тут чайку?
— Вы как раз кстати! Думаю, чашечка чая будет нам как раз кстати!
— Я уронила яйцо… Я не достойна жизни! — простонала Примула.
— Не смей так говорить! — вскрикнул Сорен. — Что за глупости! Все совы достойны жизни, и ты должна жить.
Матрона прервала свое занятие и, склонив голову набок, внимательно взглянула на молодого амбарного совенка.
«Кажется, он уже учится — по крайней мере, он самостоятельно понял, в чем заключается настоящее благородство! Пожалуй, я оставлю его утешать маленькую Примулу и попрошу принести сюда еще одну чашечку молочникового чая».
До конца вечера Сорен оставался с Примулой. Ее стало лихорадить, и в бреду она все твердила о своем маленьком братике, которого, как ей казалось, она убила. Она хотела назвать его Осгудом. Когда бред стихал, Примула лежала неподвижно, часто моргала и тихо спрашивала:
— Как же мама? А папа? Что они подумают, когда вернутся домой, увидят сгоревший лес и не найдут родного дерева? Они ведь будут искать меня?
Сорен просто не знал, что ей ответить. В свое время он и сам постоянно задавал себе эти вопросы.
Перед самым рассветом Примула уснула, и Сорен решил вернуться в свое дупло. Он снова пустился блуждать по дереву, несколько раз свернул не в ту сторону и долго скитался по извилистым коридорам. К счастью, в одном из самых запутанных проходов он повстречал какую-то пожилую пятнистую сову.
— А, ты один из тех новеньких, что прилетели из Ледяных Проливов? — добродушно проухала она.
— Да, только мы сами не из Проливов. Просто нас отнесло туда ветром. Мы летели из Клювов, но потом…
— Ох, бедняжки! Что и говорить, Клювы под силу лишь самым крепким желудкам…
Сорен моргнул: «Что она хочет этим сказать?»
— Меня зовут Стрикс Струма. Вижу, тебе будет полезно заняться навигацией. Кстати, я наставница клюва навигаторов. Скоро светает, так что советую тебе поскорее вернуться в дупло. Если будешь вести себя тихо, то услышишь арфу мадам Плонк. Под ее музыку так приятно засыпать, а уж голос у нашей мадам Плонк просто изумительный.
— Что такое арфа? Что такое музыка? — выпалил Сорен. На память ему тут же пришли отвратительные песни, которые распевали совы в Сант-Эголиусе. — Неужели здесь тоже занимаются этой
