Он сделал паузу, ожидая, пока волки обдумают его слова, и продолжал:
— Мы должны выйти до сумерек, в тот призрачный срок, когда последняя капля дневного света растворяется в первых тенях ночи. Эти тени помогут нам незамеченными добраться до скал. Вы все поняли?
— Да, — ответили волки. Чего же тут непонятного? План Хуула немногим отличался от привычной для них охоты на северных оленей.
— Помните, если мы все сделаем правильно, то первая атака будет очень легкой, а затем вы начнете убивать.
И снова волки прорычали: — Да!
— Фенго, ты готов возглавить волчью песнь?
— Да, Хуул. Мы начнем с самого низкого воя, с тихого скулежа, затем перейдем к общему вою и закончим песней смерти.
— Песнь смерти! — Огромный Быстровей вскочил на задние лапы и взмахнул передними в сторону садящегося солнца.
— Песнь смерти! — запрыгали остальные волки.
Хуул с восторгом смотрел на них. Разве есть на свете более верные существа, чем волки? Более благородные, умные и храбрые?
И хотя уголь был сейчас очень далеко отсюда, на маленьком острове, запертый в ажурный металлический ларец в форме слезы, Хуул чувствовал его силу в зеленом сиянии волчьих глаз. Когда-то Гранк увидел отражение угля в зеленых глазах Фенго, а теперь Хуул видел его в глазах каждого волка, и это внушало ему уверенность в победе. Ему не нужно было держать уголь под крылом, он мог просто посмотреть в волчьи глаза, чтобы почувствовать прилив силы. И желудок подсказывал Хуулу, что эта сила сможет победить хагсмаров. Это тоже была магия, но хагсмары никогда не смогут ее понять, не говоря уже о том, чтобы в нее поверить.
Глава XXII
Ночь зеленого света
С тех самых пор, как Хуул впервые познакомился с волками, он нередко чувствовал себя больше волком, чем совой. Вот и теперь, низко паря над серебристыми волчьими спинами, он вновь испытывал это странное ощущение. Сова и волки двигались вперед вместе с сумраком наступающей ночи, и Хуул желудком чувствовал каждый шаг бегущей внизу стаи. Он тоже дышал короткими частыми вдохами. Сейчас волки бежали плотной цепью, изготовившейся к нападению из засады. Хуул уже знал, что при приближении к месту битвы они слегка перегруппируются на бегу. Волчья организация всегда вызывала у Хуула восторг. Различные тактики поведения приводились в действие при помощи серии беззвучных сигналов, отточенных и неизменных, как движение планет или путь звезд по ночному небу. Сами волки называли свою стратегию просто: Большая игра.
Тьма сгущалась. Ночь обещала быть безлунной, а значит, очень скоро хагсмары проснутся. С каждой минутой Хуул все сильнее ощущал себя волком. Ему казалось, что его лицевой диск начинает вытягиваться вперед, а клюв превращается в длинный волчий нос. Ушные отверстия тоже вытянулись над головой, так что он мог шевелить ими в разные стороны, собирая звуки. Огромное волчье сердце оглушительно колотилось у него в груди, и даже когти как будто стали другими. «Я не волк, но я волк, — думал он. — Крылатый волк».
Они приближались к пяти камням. Теперь нужно было незаметно спрятаться за ними и ждать. Как только первый хагсмар пробудится ото сна, Хуул даст сигнал к началу новой фазы Большой игры.
Они ждали и ждали. Наконец Хуул почувствовал, что дыхание спящих слегка изменилось. Он поднял лапу и чиркнул когтем по скале. Это был первый сигнал, по которому волки вскочили с земли и заняли свои места на камнях. Затем по знаку Фенго они начали волчью песнь. Дикий, первобытный мотив прорезал тишину ночи. Хагсмары обезумели от ужаса. Пробудившись ото сна, они в страхе били крыльями, пытаясь подняться в воздух. Но ночь вдруг замерцала всполохами пронзительного зеленого света. Хуул слышал, как хагсмары отдают какие-то приказания хагам на том странном языке, на котором они всегда разговаривали со своими крошечными ядовитыми слугами. Он видел, как колышется оперение хагсмаров, но ни один хаг так и не появился оттуда. Похоже, зеленый свет парализовал их, прежде чем они успели высунуться из своего безопасного убежища. Хагсмары ударились в панику. Хуул услышал визгливый приказ привести в действие фингрот и понял, что настало время главного испытания.
Повинуясь новому беззвучному сигналу, волки дружно запрокинули головы в небо, и зеленый свет заструился из тридцати пар глаз. Фенго провыл приказ точнее направить взгляды, и яркие лучи мерцающего зеленого света ударили в хагсмаров, пытавшихся задействовать свой грозный желтый фингрот. Ослепительные желтые вспышки заполыхали в глазах хагсмаров, но зеленые лучи легко прорезали их, круша и дробя на миллионы желтых искр.
Паривший в небе Хуул и стоящий на скале Фенго, каждый со своей позиции, направляли волчьи взоры и координировали направление ударов. Это была поистине страшная ночь для хагсмаров. Привычное небо внезапно превратилось для них в крутой склон, облитый безжалостным зеленым льдом. Их крылья теряли опору, не в силах удерживать своих хозяев в воздухе. И тут Хуул вдруг увидел нечто такое, от чего у него похолодело в желудке.
— Сзади, Фенго! Сзади!
Две хагсмары спустились с ночного неба и ползли на брюхах по песку пустыни. Их страшные когти были всего в нескольких дюймах от спины Фенго… В следующий миг серебристая шерсть волка окрасилась кровью, и Фенго взлетел в небо, поднятый могучими когтями хагсмары.
— Посмотри вверх! Вверх! — позабыв обо всем, кричал Хуул. — Зажги свой взгляд!
Но ночь проглотила его слова. Вторая хагсмара приближалась к Фенго, нацелившись вытянутым когтем ему в голову. Хуул похолодел, поняв ее дьявольский замысел. Хагсмара целилась в глаза Фенго. Ночь снова окрасилась кровью. Хуул пошатнулся и начал задыхаться.
Во время битвы в Далеко-Далеко он не видел, как была смертельно ранена его мать. Ему казалось, будто она все время была рядом, и вдруг оказалось, что ее больше нет… Но на этот раз он своими глазами видел, как был нанесен удар. Он мог его предотвратить, но оказался бессилен. И тогда дикое бешенство всколыхнулось в желудке Хуула. Никогда в жизни он не чувствовал такой злости, как в эту жуткую ночь. Казалось, жар угля опалил все его существо, рождая ярость, пугающую его самого. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Хуул полетел прямо на хагсмаров, схвативших Фенго. Они были уже высоко в небе, и Хуул знал, что если хагсмары разожмут когти, волк погибнет. Сам Хуул ни за что не смог бы его удержать, ведь он был почти в два раза мельче хагсмаров.
— Не бросайте его. Я приказываю вам бережно опустить его на землю.
Это было почти смешно. Это было невозможно, не говоря уже о том, что безрассудно. Разве может сова приказывать хагсмарам? Но если бы в тот момент кто-нибудь посмотрел вверх, его глазам предстало бы очень странное зрелище. Парившая в ночном небе сова вдруг начала светиться призрачным зеленым светом. Она была больше похожа на духа) сотканного из света, нежели на живое существо из перьев, костей и плоти. Хагсмары отчаянно пытались включить свой фингрот, но желтое сияние их глаз бессильно растворялось в ночи.
— Опускайте, только осторожно. Осторожно!
И первая хагсмара, словно во сне, медленно опустилась на землю и бережно положила истекающего кровью волка на плоский камень.
Повинуясь сигналу Хуула, волки начали опускать на землю остальных хагсмаров. Они так ловко наводили свои взгляды, что вскоре в небе соткалась целая паутина зеленого света, и лишенные воли хагсмары, словно мухи, беспомощно забились в ней.
Как только хагсмары коснулись земли, поступил новый сигнал, и волки начали молча смыкать клыки на глотках оцепеневших врагов. Ударом клюва Хуул распорол грудь хагсмаре, вырвавшей глаз Фенго, а другой волк прикончил ту, что первая схватила его когтями.
