– Так неужели ты никого другого не нашел, кроме этой девушки?
Поплевав на утюг, Кенонен хвастливо сказал:
– Ого, дорогой! Немало всего было у Кенонена…
– Ах, были и другие?
Кенонен провел утюгом так, что брюки задымились, и опять хвастливо сказал:
– Были и другие у этого парня. И даже девушки из богатых домов проливали слезы о Кенонене. А одна так прямо голову потеряла из-за Кенонена – это Анна-Кайса, дочь Хювяринена…
– Вот как… И она!
– Она совсем обезумела. И даже теперь осталась старой девой… Нет, ты не думай, Пирхонен, что Тахво Кенонена так легко окрутить… Вот что я тебе скажу – Аину-Лийсу, которая теперь замужем за Ихалайненом, я бы взял в жены, но только не Анну-Кайсу, дочь Хювяринена.
– Да уж ясно, не ее… А что, она тоже из Липери родом, эта дочь Хювяринена?
– Да, и она с тех мест…
– М-да…
Снова выпили. Кенонен, набрав воды в рот, опрыскал брюки и опять стал гладить и похваляться:
– Сильно плакала жена Ихалайнена, когда ей пришлось со мной расставаться и из нас двоих выбирать себе Ихалайнена…
– Ах, плакала она? Ну, да это и понятно – как тут не всплакнуть, если вместо тебя пришлось ей вдруг выбрать себе Ихалайнена… Пожилой, наверно, этот Ихалайнен? – спросил Хейкки Пирхонен.
Тахво продолжал бахвалиться:
– Ну, а Анна-Лийса сказала мне: «Не грусти, дорогой Кенонен, – быть может, Ихалайнен помрет, так я тогда непременно тебя выберу». Нет, ты, Хейкки Пирхонен, только послушай, что Кенонен тебе скажет… Вот что тебе торжественно скажет Тахво Кенонен… Хотя бы на краю света находился Кенонен – его разыщет Анна-Лийса, как только помрет ее Ихалайнен…
– Да уж ясно, она разыщет тебя… А ты что, в Липери сейчас собираешься?
– Туда, в Липери, тянет меня моя душа. Ведь только Липери настоящая родина. Возьми бутылку, Пирхонен, и пей прямо из горлышка.
Собственно говоря, портной Кенонен не так уж сильно преувеличивал. Кое в чем он даже говорил чистейшую правду. Анна-Кайса, дочка Хювяринена, была когда-то безумно в него влюблена. А он любил свою желанную Анну-Лийсу. И это прежнее его чувство к ней продолжало тлеть, хотя он как будто и примирился со своей судьбой. Что касается Анны-Лийсы Ихалайнен, то уж тут Тахво Кенонен сильно прихвастнул. Она, правда, была к нему неравнодушна, но вовсе не любила его до безумия. Именно поэтому Кенонен выпивал и мотался с одного места на другое.
И вот к вечеру, закончив свою работу, он собрал свои манатки и отправился на родину в Липери, куда тянула его неспокойная душа.
Между тем Юсси Ватанен шагал по двору своего дома и думал: «Не идет Ихалайнен… Неужели же Анна-Кайса отказалась от такого для нее выгодного дела?»
Размышляя об этом, он набил свою трубку, вернулся в комнаты и спросил работницу:
– Скоро ли будет баня?
Старая работница Христина проворчала в ответ:
– Надо подождать немного.
Наступил вечер, а Ихалайнен все еще не возвращался. Юсси Ватанен все более убеждался, что Анна- Кайса по глупости отказалась. «Ах, черт ее побери, какой она фокус выкинула!» – огорчался Юсси.
Стало темнеть. И теперь Ватанен вполне был уверен, что счастье миновало его. Тут он почувствовал обиду на Антти и даже стал проклинать его: «Вся эта затея – козни этого Ихалайнена… Черт его свел со мной на дороге!»
Работница Христина, с грохотом двинув кастрюлю, сердито сказала:
– Уж пора вам в баню идти… Каждый вечер приходится тут топить эту несчастную баню… И без того работы по горло.
Ватанен вспылил. Он крикнул: – А что я вас даром, что ли, буду кормить?! Служанка швырнула ему веник и огрызнулась в ответ:
– Прими свой веник! И давай ползи отсюда в баню, припаривай свои кости… Еще тут, фуфлыга такая, рычит и орет на меня, будто порядочный!
Обозленная, она ушла, и тут Ватанен стал сокрушаться:
– Черт бы побрал эту холостую жизнь. Ведь эта старая кикимора того и гляди глаза выцарапает.
Ватанену было обидно. В бане, взобравшись на полку и сидя там в густых облаках пара, он продолжал сокрушаться:
– Неужели Анна-Кайса совершила такую глупость, что отказалась… Неужели эта дрянь выкинула подобную штуку?
Именно в это мгновение открылась дверь, и сам Антти Ихалайнен вошел в баню. Ватанен спросил: – Кто там? Ихалайнен?
– Да, это я, – ответил Антти. – А ты что, никак уже паришься?
