– Нет, нет, – он поднял ладонь, точно защищаясь. – Я говорю серьезно. Это звучит странно, но мне кажется, я никогда не видел тебя раньше по-настоящему. Ты была просто новой девушкой....
– Добычей.
– Каюсь, виноват, – однако в его словах звучало мало раскаяния. – Меа culpa. Это как конвейер: к нему так легко привыкнуть. Наша жизнь ничем не отличается от обыкновенной фабрики, разве только вместо сырья мы имеем дело с человеческой плотью, – он махнул рукой, точно отгоняя нарисованную им самим картину. – В любом случае, через некоторое время это становится чем-то вроде наркотика. Женщины появляются и исчезают..., говоря словами Микеланджело, – он рассмеялся, и Дайна вслед за ним, заинтригованная его цитатой из Элиота. – Это так легко, чертовски легко, что иногда просто хочется кричать.
Она состроила презрительную и недоверчивую гримасу.
– Ты хочешь сказать, что не таков рай в представлении любого мужчины?
– Я скажу тебе кое-что, – произнес он серьезным тоном, наклонившись вперед. – Рай – это нечто пригодное только для несбыточных грез. Он не подходит к реальному миру. И знаешь почему? В раю нет места опасности. Мы, – он обвел залу широким жестом, – все мы нуждаемся в опасности, чтобы выжить. Чтобы жить и делать... свое дело, взбираясь с каждым годом на все более высокий уровень. – Он внимательно следил за выражением ее лица. – Ты полагаешь, что отличаешься чем-то от всех нас. Дайна? – он покачал головой. – Нет, ты сама знаешь, что это не так. – Рубенс отодвинул в сторону стакан, так что между ними на столе образовалось пустое пространство.
– Возьми, например, «Хэтер Дуэлл». Будешь ли ты счастлива, если картина не наделает шуму и не окажется супербоевиком, каким мы все ее считаем? Разумеется, нет. Ты не успокоишься, пока не станешь первой. Но без этой энергии и уверенности в собственных силах тебе просто не выжить здесь... или где бы то ни было еще.
– В тебе, – продолжал он, – однако, есть нечто, чему я не могу найти объяснения. Словно ты чудом перенеслась сюда из другого измерения, – Рубенс склонил голову набок. – Ты решишь, что я просто твержу заученную роль, если скажу, что ты не такая, как все вокруг.
– Нет, – ответила она, – я не думаю так. – Теперь он уже всерьез заинтересовал ее. Конечно, он не мог знать правды, она понимала это. И все же Рубенс разглядел в ней что-то. Мог ли он догадаться? Дайна подумала, что последнее предположение не лишено смысла.
– Это почти так... – Рубенс осекся и опять повторил свой характерный жест, прочертив в воздухе ребром ладони. – Но нет, – он покачал головой. – Невозможно.
– Что невозможно? – Теперь она уже наклонилась вперед, всматриваясь в его глаза.
Он почти застенчиво улыбнулся, и Дайне на короткое мгновение показалось, что он чем-то похож на маленького мальчика. Она невольно улыбнулась сама.
– Ну ладно, хотя, может быть, мои слова обидят тебя, – он сделал паузу, словно размышляя, стоит ли говорить. – Если бы я не знал правды, то подумал бы, что ты явилась сюда с улицы. Но я читал твою биографию: зажиточная семья из престижного района Бронкс. Я имею в виду прошлое, – поправился он. – Что улицы Нью-Йорка значат для тебя? Фильмы, книги...
Дайна была одновременно удивлена и рада тому, что он-таки сумел догадаться. Но она ни за что на свете не сказала бы ему об этом.
– Как Нью-Йорк? Ты ведь недавно был там.
– О, как всегда. Горы мусора на улицах растут, все недовольны мэром и «Мэтс» по-прежнему проигрывают.
– Там сейчас весна, – мечтательно протянула она. – Я, кажется, стала забывать о разнице между временами года. Иногда у меня появляется ощущение, что здесь время стоит на одном месте.
– Именно поэтому мне нравится здесь, – возразил Рубенс.
– Ты не скучаешь по восточному побережью? Он пожал плечами.
– Нет. Впрочем, в Нью-Йорке есть офисы моей компании, так что мне приходится возвращаться туда, по крайней мере, раз в месяц. Мне нравится бывать там, но я не могу сказать, что скучаю, – он приложился к стакану. – Когда я попадаю туда, то обычно останавливаюсь на Парк-лейн. Я получаю настоящее удовольствие... особенно от вида, открывающегося из окон отеля на Центральный парк и Гарлем. Это так интересно наблюдать за местом, где живут бедняки.
– Значит, твой бизнес заставил тебя уехать туда. Рубенс кивнул.
– В конечном счете, да. Но все началось с чтения Раймонда Чандлера. Начитавшись его книг, я просто влюбился в Лос-Анджелес.
– Ты знаешь, это смешно, – сказала Дайна, глядя в окно. – Во всех других городах, где я бывала: Риме, Лондоне, Париже, Флоренции, Женеве – повсюду, самые чудесные часы – утренние. Там утро полно какого-то волшебства, своего рода девственности, если хочешь, в то время, когда на улицах еще так мало машин, что сердце невольно смягчается, она покачала головой. – Повсюду, но только не здесь. В этом городе все поглощает ночь. В Лос-Анджелесе нет и следа невинности, которую другие города теряют заново каждый день вместе с пробуждением жизни. Он был шлюхой с момента своего рождения.
– Сказано резковато для города, который ты выбрала местом своего обитания, – заметил Рубенс.
Дайна погрузила палец в почти пустой стакан и принялась гонять по кругу полурастаявшие кубики льда.
– Впрочем, у него есть свои достоинства, – она бросила из-под ресниц взгляд на Рубенса. – Это самый роскошный город на свете, полный нетерпеливых вздохов и платиновых браслетов.
– Если тебе так нравится ночь, мы могли бы придумать что-нибудь.
– Например?
– Берил Мартин устраивает вечеринку. Ты когда-нибудь бывала у нее?
– Я встречалась только с рекламными агентами компании.
