Над узким вытянутым лицом незнакомца красовалась обширная плешь, величиной в полголовы, обрамленная седыми прядями, зачесанными назад, а не наверх, как бывает у иных мужчин, пытающихся таким нелепым способом прикрыть лысину.
Широкий морщинистый лоб и бронзовая кожа хозяина «Линкольна» напомнили Дайне изображение Пикассо на чудесном черно-белом снимке, виденном ею однажды. Впрочем, на этом сходство заканчивалось, ибо, в отличие от великого художника, на лице незнакомца, чей возраст, как прикинула Дайна, составлял лет семьдесят, не было и следа глубоких линий. Вместо этого его щеки покрывала сеточка крошечных морщинок, производившая приятное и располагающее впечатление. В умных, прищуренных глазах его горели отнюдь нестарческие сила и энергия.
– Добро пожаловать, мисс Уитней, – сказал он. – Присаживайтесь. – Он говорил густым сочным голосом, явно натренированным специально для выступлений перед большой аудиторией.
Его одежда состояла из свободных угольно-черных тщательно выглаженных брюк, белой льняной рубашки с короткими рукавами и черных гуарачей. Незнакомец сидел, закинув ногу на ногу и непринужденно сцепив пальцы рук перед собой. Взглянув на них, Дайна увидела искривленные пальцы с похожими на шишечки суставами и подумала, что должно быть он страдает артритом.
– Меня зовут Мейер, – представился он. – Карл Мейер. Вы слышали обо мне, – последние слова звучали скорее утвердительно, чем вопросительно.
Она кивнула в ответ.
– Рубенс говорил мне о вас. Я думала, что вы в Сан-Диего.
Некоторое время Мейер с любопытством оглядывал ее. При этом он сидел, не шевелясь, и лишь большие зрачки его странных глаз торопливо перемещались из стороны в сторону. Полная тишина нарушалась лишь едва приметным шипением кондиционера. В зеркальных стеклах, непроницаемых для взгляда, отражался интерьер салона. Казалось, внешний мир перестал существовать.
– Вы опасаетесь меня, – произнес он наконец. – Очень хорошо. Это доказывает, что вы правы в своих оценках. – Вдруг он улыбнулся, и во рту у него сверкнули золотые коронки.
– Итак, стало быть, это и есть Дайна Уитней. Фраза прозвучала настолько неожиданно, что Дайна невольно рассмеялась.
– Простите, – произнес он. – Разве я сказал что-то забавное?
– В общем да, – отозвалась Дайна. – Такое ощущение, что каждый знает меня в лицо.
– А, – протянул Мейер с пониманием. – Разумеется. – Он наклонился вперед и, внезапно перейдя на «ты», поинтересовался. – А скольким удалось прикоснуться к тебе? – Он постучал кончиком пальца по тыльной стороне ее ладони. – Ты уже превратилась в икону... или, в крайнем случае, скоро станешь ею. Скажи мне, какие ощущения это вызывает у тебя?
Дайна ничего не ответила, точно не расслышав вопроса. Ее взгляд приковали к себе расплывшиеся, но все равно безошибочно узнаваемые синие цифры на внутренней стороне предплечья Мейера. Увидев, что отвлекло его собеседницу, он тихо сказал:
– Они считали, что мы не заслуживаем того, чтобы иметь имена. Имя – это привилегия людей. Нам же они давали только номера.
– Простите, – прошептала Дайна.
– Ничего страшного. – Рука Мейера вернулась на прежнее место. – Это был иной мир, отличный от того, в котором обитаешь ты. Однако и в твоем мире хватает ужасов. – Его глаза слегка округлились, и Дайне почудилось, будто она уловила в них отблески того прежнего мира, о котором говорил Мейер. Он поднял руки вверх. – В юности я очень любил рисовать и мечтал о том, чтобы стать новым Сезанном или Матиссом. У меня был талант. – Его голос опустился до шепота. – Я делал успехи. В моей душе горел светоч. – Его глаза сверкали. – Однако я задержался в Европе дольше, чем следовало. Слишком задержался. Я просто не мог поверить в то, что там творилось. Когда нацисты схватили меня и узнали, чем я занимаюсь, они сделали вот это. – Он поднял ладони вверх, растопырив, насколько это было возможно, искривленные пальцы. – Просто так, ради забавы. Они переломали мне один за другим все пальцы.
Наступила пауза, во время которой Мейер, не отрываясь, пристально глядел на Дайну. Потом, пожав плечами, добавил:
– Ну что ж. По крайней мере, я остался в живых, верно? – Он добродушно похлопал ее по коленке. – Ты не ответила на мой вопрос.
Дайне пришлось напрячься, чтобы вспомнить, что он имеет в виду.
– Мне нравится мое дело. Я занимаюсь творчеством и уже обрела признание. Что мне еще желать? Мейер проницательно смотрел на нее.
– В самом деле, чего? – Он улыбнулся. – Жизнь – приятная штука для тебя, Дайна, не так ли?
– Но отнюдь не безопасная.
– О да! – он рассмеялся, с размаху хлопнув себя по коленке. – Во что бы превратилась жизнь, если б из нее исчезли все опасности. Мой бог, какой невероятно скучной и серой она стала бы тогда! Нет, я бы скорее согласился отрезать себе кисть. – Он мрачно усмехнулся и принялся неловко развязывать кожаные шнурки на своих гуарачах.
– Позвольте, я помогу. – Дайна наклонилась вперед и, бережно отведя в сторону его изуродованные пальцы, развязала узлы.
Мейер опустил босые ноги в ванночку и нажал хромированную кнопку, включая массажный аппарат. Поверхность воды заколыхалась, и на лице собеседника Дайны появилась слабая улыбка.
– Вот так-то лучше. – Дотянувшись до бара, он открыл его и осведомился. – Что будешь пить?
– Виски.
– Сию минуту. – Он настолько ловко обращался с бутылками, стаканами и льдом, что Дайна начала сомневаться, не так ли уж неизлечимо были некогда повреждены его на вид совсем искалеченные пальцы. Впрочем, она тут же подумала о том, что он не позволил бы ей заметить это противоречие, если б не питал к ней полного доверия.
