собственной речью. – ...Я должна знать всю правду о Мэгги.
– Какую правду?
Наконец, не выдержав, она взорвалась.
– Черт возьми! Бобби, перестань прикидываться! Ты знаешь, о чем я говорю, не так ли?
– Я не могу поверить, что ты не знала. – Теперь они оба перешли на «ты».
– Значит, это правда? У нее была привычка.
– Единственным утешением, если таковое при данных обстоятельствах вообще возможно, является тот факт, что по утверждению экспертов, она начала употреблять героин недавно.
– Хорошенькое уточнение!
– Дайна, будь рассудительной. Посмотри, с кем она жила.
– Боже мой! Боже мой! – Она пыталась привести в порядок свои разбегающиеся мысли. – Почему ты не сказал мне раньше?
– Прости, что так вышло. Но какую пользу это могло принести?
– Ты – сволочь! – воскликнула она в ярости и швырнула трубку.
Снизу из гостиной донеслись звуки музыки, наполненной призрачным и холодным блеском синтезаторов. «Мне нравится работать с синтезатором, – сказал ей как-то Крис. – Но надо обращаться с ним исключительно осторожно, чтобы не переборщить».
Согнувшись пополам. Дайна зажала голову между ладоней и изо всех сил дернула себя за волосы.
– Проклятье!
Она со всей силы ударила себя сжатыми кулаками по бедрам так, что от боли слезы выступили у нее на глазах. И тем не менее, она все равно чувствовала себя абсолютно беспомощной.
Первое, что ей пришло в голову, это пойти в «Нова Берлески Хаус». В конце концов, именно там можно было найти людей, любивших Бэба. Дайна не сомневалась, что они не замедлят с лихвой отплатить за его смерть, стоит ей лишь рассказать о случившемся.
Она вышла из дома, застегивая на ходу куртку, и торопливо зашагала по унылым улицам, не обращая внимания на отбросы человечества – бездомных бродяг, собиравшихся в небольшие группы или спавших прямо на тротуаре, укрывшись старыми газетами.
Уже за квартал до «Нова» она обратила внимание на большую толпу впереди и мелькающие разноцветные огни полицейских мигалок. Она почувствовала, как сердце заколотилось у нее в груди, и замедлила шаг. Ей вдруг стало трудно дышать. Приблизившись вплотную к толпе, она увидела ряды носилок на земле и спрятавшиеся на правом фланге шеренги полицейских автомобилей, машин «скорой помощи» из Рузвельт Хоспитал.
«Господи, – подумала Дайна. – Нет, не может быть». Она стала отчаянно пробираться сквозь плотную толпу ощущая напряженную натянутую атмосферу, сопровождавшую каждое появление полиции в этом районе.
– Вот это рванули! – услышала она чей-то голос. – Никогда не видел, черт возьми, столько крови сразу! – донеслось с другой стороны.
Дайна проталкивалась и протискивалась, пока не подобралась к первым рядам, откуда открывался обзор на место происшествия. Первое, что ей бросилось в глаза, – черная дыра на месте двери «Нова».
Ей тут же вспомнились кадры, снятые после налета американского батальона на вьетнамскую деревню, жители которой подозревались в связях с партизанами. Однажды вечером их показали по все трем каналам новостей. Дыма не было, но, принюхавшись. Дайна уловила тот же самый запах, что и в комнате, где убили Бэба.
Носилки с телами продолжали выносить наружу, и от полицейской формы рябило в глазах. Стражи порядка, оживленно жестикулируя, обменивались друг с другом впечатлениями, как газетные репортеры, попавшие на место большой катастрофы.
Вдруг Дайна увидела на очередных носилках Рустера. Его лицо было обращено к ней, глаза – закрыты. Кровь сочилась сквозь кусок ткани, которым санитары накрыли его. Обычно блестящая кожа его приобрела неестественный матовый оттенок. Дайна вспомнила Тони и мысленно спросила себя, доведется ли ему еще раз увидеться со своими детьми и внуками.
В тот момент, когда Рустера проносили мимо нее, его имя невольно сорвалось с губ Дайны. Один из полицейских обернулся, и она увидела перед собой свинячью физиономию сержанта Мартинеса. Его глаза округлились, когда он узнал девушку.
– Эй! – крикнул он. – Иди-ка сюда, я хочу потолковать с тобой!
Развернувшись, она кинулась прочь настолько быстро, насколько это было возможно в толпе. Она понимала, что он хочет поговорить с ней вовсе не об убийстве. Она оставалась единственным свидетелем, знавшим о его достоинстве.
– Куда? Стой! Назад! Putita![20] Я доберусь до тебя!
Его голос продолжал преследовать ее, словно луч радара, всю дорогу, пока она выбиралась из толпы.
Судорожно дыша, она распихивала в стороны людей, которые стремясь помочь ей, беспорядочно двигались, переступая с места на место и создавая еще большую неразбериху и хаос. Тем не менее она все еще чувствовала за спиной близость преследующего ее Мартинеса и слышала громкий топот его тяжелых подошв.
Временами людская масса сгущалась до такой степени, что Дайне с трудом удавалось продвигаться в ней. Она начала задыхаться, пот выступил у нее под мышками и на спине.
Кто-то, Мартинес, а может быть один из задетых ею зевак, ухватил за рукав ее платья, и она
