Японии.
Она прижалась к нему, разгоряченная и возбужденная, легонько вздохнув, когда ее едва прикрытая тонким слоем материи грудь прикоснулась к его коже. Через мгновение их открытые губы встретились. Она ощутила прикосновение его языка к своему и, повинуясь движениям сильных рук, скользивших вниз по ее спине, встала на цыпочки. Слегка прогнувшись назад, Дайна едва не потеряла равновесие, но он крепко держал ее, все крепче прижимая к себе и одновременно лаская пальцами ее бедра.
Она нежно обняла его за шею и погладила по затылку. Затем проведя ладонями вдоль его крепкой и упругой спины, она вытащила рубашку у него из-за пояса и запустила под нее руки. Даже несмотря на то, что ее ногти были коротко острижены, их прикосновение заставило Рубенса поежиться.
Он уже расстегнул пуговицы сзади на юбке и теперь разматывал ее, как накидку, вроде тех, какие носят женщины в восточных гаремах. Наконец она очутилась лежащей у ног Дайны, похожая на прекрасный цветок, из которого та появилась на свет. Он прижал ее бедра к своим, и она чуть не вскрикнула, почувствовав его напряжение через тонкую материю.
Дайна продолжала гладить его грудь под рубашкой, чувствуя, как перекатываются под кожей клубки его крепких мускулов, пока Рубенс трудился над ее блузкой. Распахнув ее, он заключил груди девушки в свои ладони. Она услышала его стон, когда он увидел, как они напряжены, и, наклонив голову, потянулся горячими губами к одной из них.
В это мгновение Дайне вновь пришла в голову мысль о неизбежности происходящего, но на сей раз эффект оказался противоположный.
– Нет, – сказала она. – Перестань, – обхватив его голову руками, она с силой оторвала жадный рот от своей груди.
– В чем дело? – голос Рубенса звучал глухо. Скрестив руки перед собой, она отвернулась, подставляя лицо свежему ветерку. Дайна чувствовала себя растерянной, утратившей контроль над собственными действиями, словно эта неизбежность перестала быть тем, что она хотела, оказавшись просто случайным, независящим от ее воли стечением обстоятельства. Внезапно страх железным обручем сдавил ее сердце, и она вздрогнула. Почувствовав на локте и груди прикосновение его руки, она, не говоря ни слова, стряхнула ее.
– Я сделал что-то не так?
Она поняла, что даже не в состоянии заставить себя ответить ему. Вспомнив о Марке, вновь мысленно обругала его последними словами: она все еще хотела его, и огонь прежней страсти в ее душе угасал медленно, неохотно.
– Дайна...?
– Помолчи, – прошептала она. – Пожалуйста.
Она размышляла, не рассказать ли ей обо всем Рубенсу: это принесло бы ей облегчение. Но она не могла. Дважды она открывала рот, но так и не сумела выдавить из себя ни звука. Она знала, что никогда не вернется к Марку – ее любовь получила смертельную рану, – и все же старое чувство не отпускало ее.
Подойдя к борту, она встала перед ним, повернувшись лицом к морю. Теперь, оставшись без одежды, она чувствовала ночную прохладу, но от тихо плещущихся волн веяло теплом. Вдруг Дайна подумала о том, что древние мореплаватели не ошиблись, назвав этот океан Тихим. Подобно Лос-Анджелесу он выглядел ленивым, сонным и самодовольным, никогда не выходя за некогда очерченные им самим границы. Ничто не могло расшевелить его, как ничто не могло преобразить город, на всем протяжении своего существования высасывающим соки из самой жизни, превращая ее в солнечные ванны и смог, пальмы и «Мерседесы», в воздух, насквозь пропитанный запахом денег, надышавшись которым жители впадали в спячку, подобно спутникам Улисса, обкуренным дымом горящего лотоса...
Дайна повернулась лицом к Рубенсу, стоявшему неподвижно, точно каменное изваяние, наблюдая за ней. Она осознала, что стоит перед выбором: либо жить только для себя, следуя примеру тех, кто окружал ее здесь, либо растаять, словно облачко сигаретного дыма в мареве Лос-Анджелеса. Рубенс давал ей шанс: только он с его силой и энергией мог спасти ее этой ночью.
Беспомощно уронив руки по бокам, Дайна подошла к нему. Ее набухшая грудь тяжело вздымалась. В тот миг, когда их тела соприкоснулись, Дайна притянула его голову к себе, и их губы слились в поцелуе. Она ощутила нервную дрожь от возбуждения и пугающего предчувствия, зародившегося где-то в самых глубинах ее естества, что, возможно, ей предстоит сгореть в огне его чудовищной страсти, подобно мотыльку, сгорающего в пламени свечи.
– Поцелуй мою грудь, – шепнула она, когда кольцо его рук сомкнулось вокруг нее. Пальцы Рубенса скользнули вдоль ее обнаженного тела, нежно приподнимая груди навстречу его открытому рту.
Дайна откинула голову назад, выгнув красивую длинную шею. Ее ресницы затрепетали, когда искра электрического возбуждения пробежала по низу ее живота. Ее бедра раздвинулись сами собой и начали совершать волнообразное движение вверх и вниз, при виде которых у Рубенса перехватило дыхание.
Он продолжал целовать ее грудь, до тех пор, пока она вся не стала влажной от слюны и пота, а кончики ее – похожими на два ярко-красных шрама. Дайне казалось, что температура ее тела достигла критической отметки, а воздух вокруг превратился в чистый мускус.
Она застонала от нетерпения, замешкавшись с его поясом. Однако через несколько мгновений он уже освободился от своих легких летних брюк, и они принялись ласкать друг друга руками, приходя во все большее возбуждение.
Наконец они оба остались совершенно обнаженными, и почти в то же мгновение Рубенс овладел ею. Их стоны смешались. Казалось, прошла целая вечность. Дайна испытывала такое ощущение, будто где-то внутри нее горит огромный факел. Ее бедра дрожали, грудь трепетала по мере того, как эмоции все больше переполняли ее.
– Я не могу..., – задыхаясь, выговорил Рубенс. – Извини. О...
Услышав его последний стон, Дайна изо всех сил сужала его тело в своих объятиях. Она чувствовала, что оргазм стремительно приближается к ней, словно из ниоткуда. В бессознательном порыве она укусила Рубенса за плечо и ощутила на языке и губах вкус соли. Вдруг ее внутренние мышцы свела судорога, а последовавший за ней гигантский взрыв отдался в каждой клеточке ее тела. Из горла девушки вырвался громкий хриплый крик.
Отдышавшись и немного успокоившись, они молча, не сговариваясь, нырнули за борт и кувыркались в волнах, беспечные и сумасшедшие, время от времени задевая друг друга ладонями и пятками. Когда их
