такое?
Он отвернулся. Его костлявая грудь тяжело вздымалась, и пот снова выступил у него по всему телу. Он что-то невнятно промямлил.
– Что? Что ты сказал? – она завопила так громко, что он вздрогнул.
– Знаю, – проскрежетал он сквозь зубы наконец. – Героин. Должно быть плохого качества. – Его мускулы напряглись, и Дайна подумала, что его вырвет еще раз. – Действительно, очень плохого. Не знаю. Со мной такого никогда не случалось. – Он сжал кулаки так, что суставы побелели. Ей чудилось, что она видит, как судорожно сокращается его сердце под мертвенно-бледной кожей на груди. – Надо сделать что- то... – Его глаза сошлись у переносицы от боли. – Все как в тумане...
– Что ты...
Крис прогнулся вверх. Его губы разъехались, обнажив крепко стиснутые зубы. Он напоминал скелет, в котором внезапно проснулась жизнь.
– Ударь меня. Ударь меня. Дайна, – сумел он-таки выдавить из себя. – Ты... ты должна.
Он рухнул на постель, и она тут же прижала ухо к его груди. Ничего. Ни единого удара.
– Боже! – воскликнула Дайна. Она забралась на кровать с ногами и уселась на Криса верхом. Подняв правую руку, она сжала кулак и со всей силой, на какую только была способна, опустила его на груди Криса, стараясь вдохнуть жизнь в его угасающее сердце. Она насчитала пять слабых ответных толчков и повторила операцию, скрипя зубами от невероятного усилия. Выдержала паузу, затем ударила в третий раз. Ей казалось, что она бьет мертвое тело.
Наклонившись к его груди, она прислушалась. Ничего.
– Давай, черт тебя побери! Не умирай сейчас, у меня на руках! – Она приподнялась и ударила его еще и еще. – Пот градом катился по ее лицу, щипал глаза и печально капал на неестественно белую кожу Криса. Кровать ритмично и громко скрипела в такт ее ударам, точно они занимались любовью.
– Давай, давай, давай... Крис... не надо... давай, ну же!.. – Она повторяла так без конца, умоляя его не умирать, и в то же самое время, подхлестывая себя, не давая себе сдаться, остановиться, прежде чем исчезнет последняя надежда. Однако, по мере того, как секунды складывались в минуты, и эти минуты накапливались, остатки надежды покидали ее сердце. Наконец она заметила, что плачет во весь голос, не прекращая своих усилий оживить его. Она возненавидела себя с той же силой, с какой ненавидела его, за то, что он поступал с ней так безрассудно, заставив ее притащиться к нему бог знает куда в четыре утра лишь для того, чтобы упорхнуть от нее в никуда, подобно умирающей птице.
– Черт тебя побери! – заорала она. – Проснись! И он проснулся. Чудесным, непостижимым образом его веки затрепетали, точно он пробуждался ото сна, и сквозь пелену слез, застилавшую ей глаза, Дайна увидела, что он смотрит на нее. В тот же миг она почувствовала, как вдруг высоко поднялась его грудь, стараясь насытиться кислородом.
Остановившись, она заплакала еще громче.
– О, Крис... О, Крис. Я думала, что ты уже умер, негодяй!
Он моргнул, открыл рот, затем закрыл его и тихо промолвил.
– Я думаю, так оно и было. Правда. Дайна... не останавливайся теперь...
– Что?
– Тебе нельзя останавливаться. Ты должна продолжать... пока не будешь уверена, что я снова не отк... отключусь. – Его веки задрожали, словно ему лишь ценой огромных усилий удавалось оставаться в сознании. – Теперь нельзя... нельзя позволить мне умереть... еще раз, Дайна... Я больше... не проснусь... никогда...
Застонав, она подняла вновь и обрушила на его грудь стиснутые кулаки. Дрожь пробежала по его телу от этого двойного удара, и Дайна в ужасе вскрикнула. Однако она ударила его вновь, и на сей раз глаза Криса распахнулись. Он не мог говорить, но продолжал смотреть на нее нежным, бесконечно любящим взглядом, пока она раз за разом опускала кулаки на его грудь. И Дайна, видя этот взгляд, чувствовала, знала, что для нее сейчас самое главное на свете не дать ему угаснуть. Она понимала, что это единственная ниточка, соединяющая Криса с жизнью, и что, глядя на нее, он будет продолжать сопротивляться, не сдастся без борьбы.
Она выбивала барабанную дробь на его руках, груди, животе, бедрах, боках, даже шее. И на каждый удар он, как животное, отвечал ворчанием. Судороги пробегали по его одеревеневшему от напряжения телу. Его кожа была белой, как мел, и казалась прозрачной, как папиросная бумага.
Дайна увидела пульсацию, появившуюся в его начавших проступать на поверхность голубых венах, и закрыла глаза. Горячие соленые слезы выступили сквозь ее зажмуренные веки; ее дыхание участилось. Она всхлипывала при каждом ударе, заметив, что это придает ей силу. Наконец, ей начало казаться, что больше не нужно прилагать усилий: ее, ставшие невесомыми, кулаки сами собой взлетали в воздух и молотили тело Криса, как две кувалды.
Она смутно различала очертания комнаты, словно изображение на старой фотографии, долго пролежавшей на ярком свете. Казалось, исчезло все вокруг, и они остались вдвоем, слившись в объятии, несравненно более интимном и крепком, чем сексуальная близость. Дайна уже не замечала ни своих ритмичных движений, ни мыслей, даже не чувствовала собственного дыхания.
Время будто остановилось. Их тела слипались вместе от пота, как от клея, и Дайна жадно ловила воздух широко открытым ртом.
Бессвязно крича, Крис пытался спихнуть ее с себя, поворачиваясь то так, то эдак. Однако она продолжала неистово молотить его до тех пор, пока, совершив титаническое усилие, он не умудрился повернуться на бок. Его опять сильно стошнило.
– Крис, Крис, Крис... – Сама не зная откуда взяв силы, она встала на четвереньки и слезла с отвратительно воняющей постели. Затем она принялась тянуть Криса на себя, и когда он наконец тяжело плюхнулся на пол, потащила его через низкий порожек в ванную. Пнув ногой одно, второе, третье проклятые полотенца – тяжелые, как куски цемента – она умудрилась каким-то чудом запихнуть его в ванную и машинально открыла до конца кран холодной воды. Раздался громкий шум. Дайна поморщилась от пенистых брызг и вдруг испуганно вскрикнула, потому что Крис, фыркнув, сел и судорожным движением потянул ее к себе под душ.
