салат и ломтики помидора.
– Так вот. Во время ленча к нам подошел какой-то тип, которого Крис когда-то знал. Я думала, что это будет счастливая встреча старых приятелей, но получилось все наоборот.
Наклонившись, Ясмин открыла холодильник и, достав оттуда две банки пива, поставила одну из них перед Дайной. Жуя сэндвич, она поинтересовалась:
– Ну и что?
– То, что случившееся сбило меня с толку. Тот парень вел себя нагло и агрессивно, однако мне показалось, что Крис с самого начала не хотел иметь с ним дела.
Ясмин откупорила пиво.
– Возможно, тот ему никогда не нравился.
– Нет, дело совсем не в этом, и кажется теперь я начинаю понимать, в чем. Знакомые из твоего прошлого напоминают тебе о том, кем ты был, и это как бы принимаем значение того, кем ты стал. Люди подобны якорям: ты прибегаешь к их помощи в трудную минуту, но потом они опять начинают тянуть тебя вниз.
– Просто твои вкусы меняются, а вместе с ними и твое окружение.
– Это только часть того, о чем я говорю. – Дайна вдруг стала мысленно сравнивать Ясмин и Мэгги и поразилась, насколько они не похожи друг на друга. Думая о Мэгги сейчас, она вспоминала ее вечные жалобы, слабость и беззащитность. И ледяное дыхание бесконечно несчастного существования, которое она явственно ощущала, стоя над свежей могилой подруги в день похорон.
Ясмин, перестав есть, внимательно посмотрела на Дайну.
– Я знаю, – сказала она. Не сводя глаз с собеседника, она погрузила длинные пальцы в банку с зелеными оливками. Ее ногти звякнули о дно. Через мгновение она извлекла наружу стручок душистого перца и принялась есть его, откусывая по чуть-чуть, точно это было величайшее лакомство.
– Такое происходит, когда становишься звездой, верно? Ты тоже чувствуешь нечто подобное. Это касается нас обеих.
Зажав оливку между двумя пальцами, Ясмин протянула ее Дайне через узкий столик.
– Держи, – сказала она тихо. Дайна положила оливку в рот, а Ясмин продолжала жевать сэндвич. – Нет, моя милая, не обеих. Только тебя. Ведь это на тебя работает Берил. Ты – центральная фигура в картине. Не думай, что люди на студии этого не чувствуют. Они нередко делают глупости, но не становятся от этого круглыми идиотами.
– Я думаю, – продолжала она. – Джордж первым из всех нас понял это. Даже еще прежде Мариона или Рубенса.
«Хэтер Дуэлл» превратилась в мощный локомотив, несущийся на всех парах. Такой мощный, что уже не поддается управлению. Все только и делают, что говорят о нем. Вот почему Берил удалось так развернуться. Ей принадлежала идея поместить в следующем номере «Вэраети» цветной вкладыш. Немного текста... двенадцать страниц фотографий: тебя, меня, Джорджа, даже Мариона. Но твои снимки в начале и в конце. Этот проект – мечта любого рекламного агента.
Дайна, уже несколько месяцев работавшая рука об руку с этой женщиной, впервые увидела в ней не только партнера по съемкам, но и личность.
– Как тебе должно быть обидно.
– Вовсе нет, – Ясмин покачала головой. Черная прядь, упавшая ей на лоб, закрыла один глаз. – Я слишком прагматична для этого. Я знаю, что с таким сложением, – она приподняла ладонями грудь, выставляя ее вперед, отчего по животу Дайны прошла судорога, и она отвернулась, – я никогда не получу главную роль. Последняя, кому это удавалось, была Лорен. С тех пор многое изменилось. – Передернув плечами, она опустила руки и подхватила со стола остатки своего сэндвича. – Возможно по окончании съемок я лягу в больницу на операцию по уменьшению объема груди. – Она подождала, пока Дайна придет в себя. Их глаза встретились. – Может быть совсем немного, чтобы носить купальник не четвертого, а третьего размера.
У Дайны пересохло во рту.
– Мне кажется, что тебе не нужно ничего менять. Твое тело принадлежит только тебе. Почему ты позволяешь кому-то распоряжаться им?
– Почему ты хочешь стать звездой? – без тени улыбки поинтересовалась Ясмин.
Дайна опустила глаза и, помолчав, пробормотала.
– Ну что ж, тогда ты права. Я думаю, это поможет тебе.
– Конечно, поможет!
– До чего это отвратительно, перекраивать себя в соответствии с капризами и вкусами мужиков! – произнесла Дайна, задыхаясь от гнева.
– Не мужиков, – возразила Ясмин, – а Голливуда. Это совсем не одно и то же.
– Все равно это мерзко и унизительно, с какой стороны не взгляни!
Ясмин накрыла ладонь Дайны своей и слегка наклонилась вперед. Взгляд ее темных глаз казался таким ясным и искренним: она была настоящей женщиной. Это обстоятельство – то, что они обе являлись женщинами в полном смысле этого слова – связывало их прочными, священными узами, отнюдь не сексуальными, но скорей социологическими и, может быть даже, антропологическими.
– А что ты сама готова сделать ради славы, Дайна? Насколько ярко это пламя горит внутри тебя? – Она стиснула пальцы так, что ладонь Дайны побелела. Ее голос опустился до шепота. – Как сильно ты жаждешь ее?
Дайна всмотрелась в глаза Ясмин и увидела в них, точно в зеркалах, два крошечных отражения себя самой. Ей почудилось будто эти отражения перемещаются по собственной воле, словно живя отдельной,
