сбора разведданных в странах Ближнего Востока и Латинской Америки.
Салливен наклонился вперед, и кресло под ним жалобно скрипнуло.
- И знаешь, что нам ответил старый Ланолин? - Президента звали Лоуренс, но уже в первые сто дней его правления! высокопоставленные республиканцы присвоили ему это прозвище. - 'Благодарю вас, джентльмены, за усердие!' Сенатор передразнил манеру речи высшего лица государства. - 'Примите мои уверения, что я непременно рассмотрю ваши предложения, как только выкрою для этого время. Вы же знаете, что основная проблема этого года - экономическое положение. Уровень инфляции и девять процентов безработных - вот то, на что мы должны направить все силы и средства'.
- Как жаль, что этот ответ остался неизвестным для журналистов, задумчиво произнес Макоумер. - Интересно, как бы они прокомментировали его в свете нынешних событий в Египте и Западной Германии?
- Я же не мог дать этой информации просочиться! - с сожалением заметил Салливен.
Макоумер изучающе глянул на собеседника:
- А почему, собственно, Джек?
- Это не по-американски, вот почему! - покраснев, ответил сенатор. - К тому же изрядное число моих коллег-республиканцев начали уже вопить! 'Мы должны держаться вместе, Джек! Мы должны сплотиться вокруг Белого дома, Джек! Это проблемы всей Америки, и здесь не место для партийных разногласий, Джек!'
Чепуха, вот что я скажу! Этот ублюдок-демократ сделал из нас козлов отпущения на всем земном шаре. В Овальном кабинете сидят теперь паникеры, которые боятся и шагу ступить: так их запугал красный медведь, - сенатор сжал кулаки. - И, Боже мой, мне известны настроения в Европе! Да если нам не удастся поймать тех мерзавцев, которые прирезали Де Витта, над нами будет смеяться весь мир!
Дел, поверь: за все те годы, что я занимаюсь политикой, рейтинг Америки на международной сцене еще никогда не был таким низким. Меня от этого просто тошнит, понятно? Мне стыдно, что я - сенатор.
Салливен вскочил и принялся шагать взад-вперед по ковровой дорожке.
- Я уже начинаю думать, что Готтшалк избрал правильное направление. Ты меня знаешь. Дел, я консерватор, и тем горжусь. К тому же я вышел из либеральной среды. Мой старик всю жизнь проработал на конвейере у Форда. И что он заработал, кроме раздавленных пальцев, плоскостопия да эмфиземы легких? Правда, он помог создать наш профсоюз.
Но я вот что тебе скажу, Дел. Я чертовски рад, что старик не дожил до гибели его мечты. У него бы сердце не выдержало, если б он увидел, что профсоюзники начали задирать нос, отдалились от рабочей среды. А во что превратились наши рабочие?! Что бы мы ни затеяли, японцы могут сделать это дешевле и - что греха таить? - лучше. Чертовы профсоюзы каждые три года требуют все больше денег, стоимость жизни растет, а работы хватает только на четыре дня в неделю. Черт побери, Дел, скажи-ка, может ли отрасль выжить на такой диете? Не может, это ясно. Мы тонем в дерьме. И Детройт - это только первая ласточка. Сейчас рынок требует компьютерных чипов, и не мне тебе говорить, поскольку ты давно имеешь дела с Востоком, кто уже опередил нас в этой области, да так, что нам и не угнаться. Лет через пять мы окажемся в таком дерьме, что нам уже не выбраться!
- Ну, ты прямо как Атертон Готтшалк!
- Совершенно верно! - рявкнул Салливен, вновь плюхаясь в кресло. - Дел, тебе бы стоило пересмотреть мнение о нем. Ему необходим такой вот толстый богатый котище, как ты. Судя по тому, как движется дело, в августе ему потребуется лишь немного деньжонок да некоторое влияние в крупных городах восточного побережья.
- У нас давние разногласия, - сказал Макоумер. - Ты же об этом знаешь, Джек, и все знают.
- Черт побери, это твое личное дело! А я говорю о политике. Ну и что, что он ухлестывал за Джой Трауэр, когда вы были с ней только помолвлены? Что с того? Все мы кобели.
- Я не...
- Слушай, - Салливен наклонился и постучал пальцем по колену Макоумера. Вчера ночью Готтшалк мне позвонил. Как ты думаешь, чем он предложил заняться моему Комитету? Расследовать, как обеспечивалась в Каире безопасность Де Витта. А теперь что ты скажешь? Я-то знаю, ты считаешь, что с приходом в Белый дом Ланолина к этим вопросам стали относиться наплевательски. Ланолин - просто белая голубица, хочет любезничать с Советами и верит всем их мальчишеским заверениям, в то время, как они при любом удобном случае норовят воткнуть нам нож в спину - руками этих чертовых террористов, которых они же и готовят в Ливане, Гондурасе и Западной Германии. Так же было бы и в Италии, если б эти вонючие Красные бригады не были так заняты разборками между собой, - он в упор глядел на Макоумера. - Дел, я уверен, что пришло время вам с Готтшалком закопать топор войны. Он потянет этот воз. Подбрось ему немножко сальца - и он пройдет. Не могу сказать, что на съезде не возникнет проблем, но теперь, когда Холмгрен преставился - упокой Господи его душу, - все стало намного легче. Дело в том, что демократам опять придется выставлять Ланолина - у них в обойме никого приличного нет, кроме разве что Хикок, да и о нем дальше Иллинойса никто не слышал.
Макоумер откинулся назад и сделал вид, что усердно обдумывает предложение сенатора. Как бы в нерешительности погладил усы, пожевал губами, а затем, когда, на его взгляд, прошло уже достаточно времени, сказал:
- Что ж, предположим, ты меня заинтересовал, Джек. Но я бы хотел кое-что уточнить.
- Это понятно.
- Могу я рассчитывать на тебя? В любое время и при любом варианте?
- Черт побери, конечно!
Макоумер положил руки на подлокотники. Он был замечательно спокоен.
- Позволь мне задать тебе вот какой вопрос, Джек. Насколько ты свободен в выборе курса действий?
Сенатор пожал плечами:
- Все зависит от того, что я считаю верным курсом.
- Резонный ответ, - голос Макоумера стал мягким, почти шелковым. - Но я говорю о кое-чем ином. Например, тебе дают определенную информацию и просят... действовать в соответствии с ней. И ты действуешь.
- Несмотря ни на что?
- Да.
Пышные брови Салливена сошлись на переносице:
- Господи, не знаю... Я выполняю волю партии, когда сот гласен с нею, если же у меня иное мнение, я действую так, как считаю нужным.
Макоумер не ответил. Он нажал на скрытую под правым подлокотником кнопку звонка, и на пороге появился Бен.
- Думаю, теперь можно подавать.
Оба молчали, пока Бен не расставил на столе блюда с едой и два серебряных ведерка с колотым льдом, в котором охлаждались бутылки пива.
- Ну, приступим?
- Чуть попозже, - Салливен чуял запах какой-то сделки и хотел сначала все выяснить.
Макоумер подошел к столу, очистил крабью клешню, окунул ее в майонез и стоя начал жевать. Крабье мясо было восхитительно свежим.
- Скажи-ка, Джек, - как бы между делом спросил он. - Как у тебя сейчас дела в финансовом отношении?
- Отлично, - буркнул Салливен.
- А я слышал другое, - Макоумер очистил следующую клешню. - Дела у тебя идут неважно. Точнее, очень плохо.
- Я же играю на бирже, - ответил сенатор немного слишком поспешно.
- Тебе не везет.
- У меня и раньше такое бывало, но я всегда вылезал.
- Но сейчас ты не выберешься, - Макоумер утер рот и пальцы льняной салфеткой с вышитой
