столкнулся лишь с новыми загадками.
Там, в палатах, он разозлился на Мацу и угрожал разнести все здание и искрошить зеленых, стоявших у дверей. Она просто смотрела на него, а потом предложила вернуться вместе с ней в Тенчо.
– Ответ там, – только и сказала она.
В конце концов он согласился. Выбора не оставалось.
На западе сходились облака, закрывавшие заходящее солнце и менявшие его цвет от оранжевого до темно-малинового. Солнце, наполовину скрывшееся за горизонтом, сплющенное и увеличившееся в размерах, было подернуто дымкой надвигающейся непогоды. Опять будет шторм, подумал Ронин, поправляя халат с драконами. Шелк приятно холодил кожу.
Мацу подошла к нему и церемонно завязала ему пояс. Сама она переоделась в строгий малиновый халат. Обычно она не носила таких ярких одежд. Халат украшал рисунок из темно-коричневого тростника, а рукава были гладкими, с темно-красной каймой.
Она долго разглядывала Ронина в сумеречном свете. Заходящее солнце, проглядывавшее между домами на дороге Окан, приобрело тусклый рубиновый оттенок. Странный свет, ровный и сильный, убрал все краски с лица Мацу и придал ему бледность. Вокруг глаз, под скулами залегли тени. Кожа безукоризненная: ни морщинки, ни пятнышка на атласной поверхности. Мацу неподвижно стояла на границе света и тени, и Ронину вдруг захотелось протянуть руку, коснуться ее лица и убедиться, что она живая, из плоти и крови, теплая и податливая, что перед ним не какая-то фантастическая маска. Она опустила ресницы. Губы ее дрогнули, словно она хотела что-то сказать. Потом Мацу подняла веки, ее тонкая рука двинулась вперед – минуя свет, через черную тень – и коснулась его руки. Ей удалось превратить этот обычный жест в нежную ласку. Она безмолвно вывела его из комнаты в полутемный коридор. Огромный светильник еще не зажгли.
Вниз по широкой дуге лестницы, в глубь здания, где Ронин еще не бывал ни разу. Храня молчание, они прошли через какую-то маленькую деревянную дверь с огромным железным замком. Ронин, ожидавший увидеть людную улицу, изумленно застыл на пороге. Они оказались в саду, зеленевшем зрелой листвой.
Среди бурно разросшихся зарослей стояла пара странных четвероногих животных, оседланных и взнузданных. Они фыркали и рыли копытами землю. Когда Ронин с Мацу подошли к ним, слугам пришлось натянуть поводья и успокаивать их тихими неразборчивыми словами.
– Это не лошади, – сказал Ронин, а Мацу улыбнулась.
– Нет, это думы. Верховые животные с дальнего севера, очень сильные и довольно смышленые. Они хорошо подходят для войны, для чего в основном и используются. Как бы там ни было, лумы – редкие создания.
Она показала на одного из лум.
– Этот – тебе подарок от Кири.
Это был жеребец с рыжевато-коричневой шкурой и густой рыжей гривой. У него была продолговатая сужающаяся голова с раздувающимися ноздрями и треугольными ушами торчком. На широком черепе между больших круглых глаз синего цвета вертикально располагались три коротких рога, напоминавших миниатюрный трезубец. Хвост у лумы отсутствовал, зато на ногах, над копытами, росла густая шелковистая шерсть, похожая на метелку.
Ронин медленно подошел к нему. Большой синий глаз, в котором светилось любопытство, наблюдал за его приближением. Лума фыркнул и ткнулся мордой в протянутую ладонь.
Ронин забрался в седло, а Мацу уселась на серую кобылу с ослепительно белой гривой. Двойной разрез у нее на халате позволял ей без труда сидеть верхом.
Слуги распахнули массивные железные ворота, и они выехали из тенистого сада. Копыта лум грохотали по булыжной мостовой, высекая бело-голубые искры, от стен отдавалось звенящее эхо.
Драконы у Ронина на рукавах трепыхались на ветру; казалось, они ожили и танцевали теперь в ритме скачки. Ехавшая впереди Мацу покрикивала на кобылу и на прохожих, толпившихся на улицах. Темные фигуры торопливо убирались с их пути, показывали на них пальцами, что-то бормотали, но слов из-за быстрой езды было не разобрать.
Они въехали в темный лабиринт дельты, в район порта, где народу было меньше, промчались по узким кривым переулкам, переливавшимся пурпурными и бордовыми красками, в последних лучах заходящего солнца, а потом неожиданно вырвались из теснин прибрежных улиц на широкую набережную. На незамутненном облаками горизонте появился сияющий полумесяц. Казалось, он отдыхает в гостеприимных объятиях поющего моря.
Они мчались по деревянному настилу причала. В солоноватом воздухе разносились песни кубару. Ронин вдохнул запах моря, едкий запах сохнущей рыбы, приторный аромат макового сиропа. Мимо них величественными рядами проплывали фиолетовые фасады складов с их широкими террасами, созерцающими равнодушно и беспристрастно окончание очередного дня.
А потом они вдруг оказались среди песков. Прямо перед ними в пустынном великолепии расстилался загибающийся темный берег. Лума Ронина на скаку вздернул голову и издал довольный торжествующий звук. Море в последних отсветах заходящего солнца приобрело цвет киновари, и Ронин ощутил необычайный прилив энергии, как это бывает в начале схватки. Сердце у него бешено колотилось. А когда его жеребец перескочил через темную дюну с извилистым змееобразным гребнем, Ронин выхватил меч, поднял его навстречу холодным звездам, уже появляющимся на небе, и подумал: «Пусть придет Дольмен. Я приветствую леденящие объятия Маккона, ибо я – его рок, я – тот, кто убьет его».
Он мчался навстречу сгущающимся сумеркам, а Мацу ехала рядом; лицо ее было бесстрастно, а мысли непостижимы.
Когда мерцающие золотые огни Шаангсея у них за спиной превратились в одно сплошное пятно с размытыми краями, Мацу остановилась и окликнула Ронина, перекрикивая поющий ветер, налетающий с неспокойного моря, фосфоресцирующего зеленоватым и голубым светом.
– Здесь, Ронин, я оставлю тебя. Поезжай дальше один. Лума доставит тебя, куда нужно.
– Но что...
Она уже ускакала, лишь прозвучал мягкий стук копыт, прошуршавший по песку в ночи. Пожав плечами,
