Николас подобрал автомат и помчался по площадке, смахивая с руки горящие экскременты. Большую часть огня он уже погасил, когда катился по твердой земле; теперь старался подавить боль и не вдыхать смрад горящей плоти. Пока Николас бежал зигзагами по двору, он все время спрашивал себя, с какой целью Мик Леонфорте бросил окурок рядом с клеткой. Вне всякого сомнения, Мик сделал это намеренно. Хотел ли он, чтобы узник спасся, если да, то почему? Впрочем, на этот счет у Николаса были кое-какие догадки.
После его побега из клетки в городе начался переполох. Услышав стрельбу, люди, которые загружали машины, бросились вслед за Николасом. Он нырнул за угол тростникового сарая и, прицелившись в последний грузовик в колонне, выстрелил в топливный бак. Взрыв потряс внутренний двор. Беглец выскочил из своей засады и устремился к двери, за которой, как он видел, скрылся Мик. Он достиг ее, когда раскаты взрыва все еще гремели кругом и клубы черного маслянистого дыма скрыли из вида ближайшее здание.
Николас думал, что окажется в офисе или жилом помещении, но вместо этого очутился в прихожей со стеклянными стенами, которая вела в лаборатории, где поддерживался искусственный климат. Он спустился вниз по бетонной лестнице и прошел через две металлические двери. Здесь было прохладно, никакой влажности, и он понял, что дышит воздухом, прошедшим через замкнутый цикл. Все еще находясь в тау-тау, Николас вспомнил слово в слово детальное описание лабораторного комплекса, которое дал ему ученый Ниигата. Подробный план здания отчетливо запечатлелся в его мозгу, и беглец направился прямо в лабораторию Абраманова.
Из-за угла выскочили два человека с автоматами. Николас бросился прямо на них. Ногой ударил одного в пах, а сам врезался во второго. Ствол автомата отклонился, всех обдало дождем из осколков бетона. Свет в коридоре замерцал. Один из вооруженных людей поднял автомат вверх, намереваясь ударить им Николаса по голове, но тот схватил оружие и толкнул нападавшего. Человек потерял равновесие, повалился на Николаса, а он с силой ударил его в горло и бросился бежать вперед. Когда перед ним появилась стальная дверь, он вышиб ее плечом. Дверь с шумом открылась, Николас влетел в лабораторию и увидел Абраманова. Он стоял на коленях, и Николас понял, что опоздал: ученый был ранен в желудок; Рок избрал для него крайне мучительную смерть.
- Абраманов! - крикнул беглец и окутал еврея своим тау-тау. Николас знал, что не сможет спасти ему жизнь, но хотел хотя бы облегчить страдания умиравшего.
Ученый вздохнул, почувствовав облегчение, и, еле шевеля губами, спросил:
- Кто... это?
- Где 'Факел'?
- Рок... Рок взял... - Лицо Абраманова побелело от большой потери крови. Николас видел, что жизнь покидает его. Даже у тау-тау были свои пределы.
- Где Рок?
- Снаружи... во дворе... - Глаза ученого закрылись, он повалился на пол и все же успел сказать: - Вы не знаете... их больше... - Николас подхватил Абраманова, хотел спросить его что-то еще, но ученый был уже мертв.
ТОКИО - ВИРГИНИЯ ПЛАВУЧИЙ ГОРОД
Каждую пятницу ровно в шесть часов вечера Тецуо Акинага посещал о-фуро, общественные бани, которые его отец выстроил несколько десятилетий назад. Он брал с собой не меньше дюжины вооруженных людей, которые шныряли по бане, словно рабочие муравьи, осматривая все закоулки.
Акинага гордился о-фуро, выстроенной его отцом. Сам он не был способен на такие великодушные жесты и не очень-то думал об общественном благе, так как совсем не стремился к тому, чтобы его любили и почитали. Он был вполне удовлетворен статусом отщепенца и отнюдь не стремился слиться с массами. Еженедельное паломничество в о-фуро было лишь обрядом почитания памяти отца, которого члены его клана без конца воспевали.
Снимая одежду в раздевальной комнате, отделанной кедром, Тецуо думал о том, что отец, при жизни управлявший делами клана глупо и бездарно, после смерти, как ни странно, был возведен в ранг едва ли не императора, что, впрочем, вполне соответствовало характеру японцев, которым всегда необходимо кого-то обожествлять. Поэтому в свое время Акинага и решил создать в клане Сикей культ Цунетомо. Этот культ усиливал его влияние и укреплял положение оябуна. Взяв за образец сегунат Токугавы, длившийся двести лет, Тецуо решил, что его потомки должны быть оябунами рода Сикей все грядущие десятилетия. Нет, он не позволит совершить у себя что-нибудь вроде того хитрого переворота, который сотворил внутри клана Ямаути Микио Оками, изгнав Сейдзо и Мицуба Ямаути и заменив их Томоо Кодзо, человеком, не имевшим никакого отношения к династии.
С этими мыслями Акинага вошел в отделанный изразцами душевой павильон и уселся на низкий деревянный стул. Никто, кроме его людей, не смел войти в душевую, пока оябун был там. Один из прислужников начал поливать его горячей водой, которая струилась с пахучих кедровых дощечек. Потом поднялся и в сопровождении слуг вошел в собственно о-фуро. Из шести изразцовых бассейнов, вделанных в пол, поднимался пар. В каждом из них вода была настояна на различных травах и оказывала свое лечебное воздействие.
Следуя давней привычке, Тецуо вошел в березовый бассейн, который уже очистили от других купальщиков. В соседних бассейнах сидели люди, головы у них были завязаны платками для того, чтобы пот не попадал в чистую воду, и украдкой наблюдали, как оябун устраивается в приятной теплой воде. Акинага вытянул ноги, откинулся на кафель и прикрыл глаза. На память ему пришли строки из стихотворения, которые, в свою очередь, вызывали в воображении образ Усибы. Он был раздосадован и разочарован поступком дайдзина, ибо хотел использовать его влияние в Министерстве внешней торговли, дабы упрочить свое экономическое положение в среде так называемых реформаторов в либерально- демократической партии. Оябун сознавал, что Япония меняется, с трудом, судорожно; как сказал бы Акира Тёса, медленно, но верно американизируется.
С чисто практической точки зрения Тецуо недоставало Усибы, ощущал он и отсутствие Тёсы, который прекрасно знал американцев. В этом меняющемся мире он мог бы оказать ему бесценные услуги. Но Тёса предпочел вступить в схватку с Акинагой, и это решило его судьбу.
Внезапно оябуна встревожил какой-то шум. Он повернул голову и увидел, что два человека быстро направляются к его бассейну. Один из них вытащил пистолет. Испуганные купальщики заволновались, многие из них выскакивали из бассейнов, и вода начала выплескиваться через край.
Один из людей Акинаги свалился на край березового бассейна, уронив голову в воду. Кровь алыми лепестками разлилась по ее поверхности. В о-фуро вбежало еще несколько одетых людей, и слуги Тецуо заняли боевую позицию.
- Выходите, - скомандовал оябуну Танака Джин. - Поднимайтесь.
Акинага устремил на него взгляд василиска.
- Что значит эта вопиющая бесцеремонность?
Прокурор наклонился и, взяв в руки платок, подобрал оружие мертвого якудзы. Не оборачиваясь, он передал его детективу в штатском, который стоял сзади его. О-фуро была полна полицейскими, часть из которых начала освобождать помещение от случайных посетителей.
Танака Джин с бесстрастным выражением лица поглядел вниз на оябуна.
- Перед банями толпятся журналисты. Они жаждут взять у вас интервью. Можете предстать перед ними завернутым в простыню или одетым. Выбирайте. Но так или иначе, я выведу вас на улицу, пусть все на вас посмотрят.
Акинага иронически улыбнулся:
- Чем вы занимаетесь - травите добропорядочных граждан.
- Сомневаюсь, что вы добропорядочные граждане.
Акинага поднял брови.
- Это новость для моих адвокатов. Я никому не сделал плохого, не нарушил ни одного закона. Спросите своего мальчика для битья Ёсинори.
- Ёсинори ничего не говорил ни о вас, ни о Тёсе.
- Тогда убирайтесь отсюда. Вы только зря пролили кровь и испортили воду в моем бассейне.
- Усиба... - безжалостно продолжил Танака Джин.
В первый раз Акинага, казалось, утратил свое хладнокровие.
- Я вас не понимаю. При чем тут дайдзин?
