– Ну, – сказал Валерий, – засек гадов?
– Упустил, – развел руками Максим. – Чего так?
– А ничего, вышли в десять Рыжий и с ним двое: кожаные куртки, бошки голые, как обезьянья задница, сущие вурдалаки. Запрыгнули в тачку и поехали. Ну, и я за ними. Около рынка им навстречу «шестерка» попалась, помигали фарами, остановились. В «шестерке» – такие же ассенизаторы, номер – 47-27 МНК. Поболтали, пару раз кто-то заржал, и дальше. Доехали до моста – и налево, через две сплошные линии. Я за ними, а там гаишник. Их пропустил, а мне засвистел.
– А чего пропустил, – спросил Валерий, – не успел, что ли?
– Какое не успел! – поморщился Максим.
– Я его, после того как уплатил, спрашиваю: ты чего других пропустил. А он мне: «Да они ж бритые, отморозки, их остановишь, а они очередью… А ты, я вижу, нормальный мужик, вот и остановил…» Максим махнул рукой и добавил: – А номер я записал, 38-57 МНЮ, там другие тачки были во дворе, я тоже переписал.
– А «шестерка»?
– Я обратно поехал, а «шестерка» у рынка стоит. Стекло опущено, к стеклу очередь – продавцы деньги сдают. Е-мое! Прямо, как кролики в очередь на мясокомбинат! А покажется, что мало сдали, тут же выйдут из тачки и по роже навешают.
– За молчал и философски добавил: – Ох, и врюхались же мы!
– Ничего, – сказал Валера, – держи.
– Это что?
– Противоугонка. Передатчик.
– Да на кой черт она нам? Эти гады у нас голову угонят, а не тачку.
– Чудак! Это когда она на твоей тачке, так это противоугонка. А если на чужой, так это «жучок». Понятно? Езжай туда и, как только Рыжий появится, поставь эту штуку на его тачку. Мне надо знать, где вся эта кодла гнездится, понял? И срисовывай все точки, в которых он объявится. – А если Рыжего не будет? – Ну, поставишь еще на кого-нибудь, по твоему усмотрению. Я к тебе вечером еще Лешку пришлю, с такой же штуковиной. Смотрите не засветитесь.
– Не засветимся. Они наглые, – сказал Максим, – они мента в упор не видят, а нас вообще за блох считают.
Максим распрощался, а Валерий сел на корточки перед холодильником и принялся рыться в нем в поисках еды. Еды не было – мужики после вчерашнего совещания вымели все начисто, и только на верхней полке погибало от тяжких телесных повреждений зеленое, кем-то надкушенное яблоко.
Валерий вспорол брюхо коробке, на которой сидел, и вытащил оттуда испанскую шоколадку – фирма брала товар на реализацию от некоего Севы. Он отправился на кухню запить шоколадку тепловатой, с чуть заметным привкусом хлорки водой.
На кухне вещала радиоточка, Вера Сергеевна жарила котлеты с луком под аккомпанемент репортажа об аресте на российской таможне ста сорока миллиардов рублей и одного человека.
– Котлетку хочешь? – спросила Вера.
– Нечего ему котлетку, – тут же рявкнул рядом Пал Палыч, – он у нас буржуй!
Ты с него за котлету столько спроси, сколько он с тебя за мороженое. Валерий молча пил воду.
– У, суки, – прибавил старик, бессильно грозя изрыгающему русскую речь приемнику. – страну продали! Вчера пришел к Петьке, а на соседней площадке в двери ванну вносят, шире моей комнаты ванна! Ворюги!
– Да ладно тебе, – сказал Валерий, – ты на себя посмотри, Гаврилыч. Ты человека из-за света в уборной готов в толчок спустить, а туда же – мораль читаешь. – Демократы продажные, – сказал старичок, – народ изводят. На улицах среди бела дня стреляют. Сто сорок миллиардов рублей продали!
– Изводят, – согласился Валерий.
– Только не из-за света в уборной. Из-за сорока миллиардов – изведут, а вот из-за света в уборной – навряд ли.
За всеми этими делами Валерий едва не забыл о вечерней встрече с Иванцовым.
Он приехал к ресторану минута в минуту, и припарковавшийся чуть ранее Иванцов с изумлением посмотрел на свежую, как речная форель, «шестерку» вишневого цвета, лихо подкатившую к бровке, и на одежду высадившегося из нее человека. Валерий был облачен в новенький, под стать машине, серый двубортный костюм, и по белизне его рубашка могла выдержать конкуренцию с совестью праведника. Единственным недостатком одежды был галстук. Галстук вполне достойный, тихой расцветки, однако завязан он был каким-то буйным узлом и свешивался непозволительно низко.
Когда они входили в стеклянные двери, Валерий оглянулся: на другом конце улицы, в стороне от веселья, тихо тормозил желтенький «Москвич» – это Пашка вызвался подстраховать Валерия, если чего.
В ресторане было шумно и весело, разноцветные фонари качались на потолке и рассыпались радужными блестками в начищенных квадратиках паркета и хрустальных бокалах, сияли на мокрых боках вытянувшихся во всю длину тарелки угрей и золотистых корочках жареных цыплят.
– Ну что, так сможешь? – с улыбкой справился Иванцов, обводя рукой низкий сводчатый зал.
– Дадите ссуду – смогу, – сказал Валерий.
Иванцов помолчал, поджидая, пока официант выставит на столе заказанные напитки. Вслед за напитками с тележки на стол перекочевали тарелочки с утопающими в зелени, тонко нарезанными помидорами, золотистые пальчики осетрины «орли» и мельхиоровая вазочка с пряным соусом. Официант
