глазами. Миклошин почувствовал, что ему плохо. Аршаков знает все! Вот сейчас он гаркнет: «А ну покажь, что у тебя в кейсе!» – и на глазах старлея и старушек на лавочке из кейса Миклошина извлекут «мокрый» ствол.
Аршаков стоял и смотрел на своего коллегу.
Миклошин нырнул в служебную «Волгу».
– Давай! – крикнул он водителю.
«Волга» взвизгнула и ринулась с места, унося перепуганного сыщика с проклятого места. Миклошин пришел в себя только через десять минут. Голова его кружилась, кроме «мокрого» пистолета в «дипломате», мокрыми, несомненно, были и его штаны.
– Остановись, – приказал Миклошин водителю, когда машина, срезая расстояние, неожиданно заскочила в один из московских дворов.
Водитель остановился, Миклошин выбрался из «Волги» и, свернув за угол, нашел то, что искал: выпиравший ржавым ребром из асфальта канализационный люк. Воровато оглянувшись, Миклошин сдвинул крышку люка, вытащил из кармана проклятый сверток и, развернув платок, потряс. Что-то звякнуло и плюхнулось вниз. Миклошин положил платок в карман и вернулся к машине, делая вид, что застегивает ширинку.
Вазген Аршаков, брезгливо щурясь, глядел в арку, поглотившую «Волгу» Миклошина. За чем бы ни приезжала эта гнида – убралась, несолоно хлебавши.
А вот зачем приходил домой Нестеренко?
Что-то не то было в его поведении, когда Аршаков три часа назад сидел в его квартире. Что-то не то помимо разговора. Что? Развалившийся ящик? Запах в комнате? Колбаса? Чай? Чай!.. Да, он напоил Аршакова чаем из стеклянной банки, а дорогой английский убрал в стол. А впрочем, в стеклянной банке был тоже «Earl Grey»…
Аршаков горестно покачал головой и направился вверх.
Как ни жался выскочивший из «синеглазки» водитель к задней дверце, закрывая от следователя стекло, Аршаков все равно заметил стоящий на сиденье ящик с «Мальборо», явно вынесенный без описи из квартиры Нестеренко.
Пока Шакуров сидел в кабинете Миклошина, на соседней с его домом улице остановились бежевые «Жигули».
Из «Жигулей» высадились два субъекта, одетых в форменную одежду московских слесарей, то бишь штаны фабрики «Большевичка», расстегнутые на испитых животах рубашки и чемоданчики в руках. Они проследовали через подворотню в подъезд дома Шакурова.
Там один из них остался в дверях на стреме, а другой зашел в подъезд, где и углубился ненадолго в содержимое упрятанного под жестяной крышкой ящика, вскрытого им с помощью фигурно исполненного гвоздя.
Через десять минут посетители покинули здание и растворились в летнем московском мареве.
Если бы в это время в пустой квартире Шакурова кто-нибудь снял трубку с намерением позвонить по нужному адресу, он бы услышал мертвое молчание неисправного телефона, прерываемое какими-то неясными хрипами. Но, как уже сказано, в квартире Шакурова никого не было, а когда слесари из подъезда вышли, телефон вновь работал безупречно.
Еще через пятнадцать минут к скверику за подъездом подкатил грузовичок с надписью «Овощи- фрукты». Водитель грузовичка притер машину к самой бровке, выключил зажигание и, сладко зевнув, принялся разворачивать бутерброд, огромный и многослойный, как интеллектуальный роман.
Никаких овощей в фургончике не было. В нем размещалась по случаю приобретенная Рыжим прослушивающая аппаратура.
Через полчаса после того, как упомянутый грузовичок причалил к тротуару у дома, отгороженного от улицы неглубокими зарослями чахлых акаций, появился Максим. Он уже отвез Иру к своей тетке в Строгино.
У самого входа Максим осторожно огляделся. Улица была пуста, если не считать грузовичка «Овощи- фрукты» и двух пятилетних бутузов, целеустремленно работающих в песочнице над возведением Останкинской телебашни. Пятилетние бутузы вряд ли годились на роль подручных Рыжего. Акселерация еще не достигла таких размеров.
Максим еще раз взглянул на водителя грузовичка. Тот как раз доел бутерброд, выбросил масляную бумагу и, высунувшись из окошка, окликнул Максима: – Эй, парень! А где тут звякнуть можно?
– На Садовом, – и Максим ткнул большим пальцем в подворотню на противоположной стороне улицы.
Поднявшись в квартиру, Максим вынул из-за пазухи пачку сделанных «Полароидом» фотографий и стал смотреть. Это были люди, которых любознательный провинциальный корреспондент, нанятый Валерой, снимал при входе и выходе из криминальной химчистки.
На четвертой фотографии был изображен водитель овощевозки.
Максим сунул фотки в ящик шакуровского секретера и вновь покинул квартиру. Через пять минут он отразился в зеркальце заднего вида грузовичка. Максим демонстративно размахивал объемистой, явно предназначенной для хозяйственных закупок сумкой.
Выйдя из поля зрения грузовичка, он нащупал в кармане двушку и заспешил к телефонной будке.
Максим уже взялся за ее дверцу, когда из-за угла вынырнула милицейская «синеглазка».
– Гражданин Сысоев?
– Ну, я, – настороженно сказал Максим.
– Потрудитесь проехать с нами. На предмет расследования деятельности кооператива «Снежокъ».
