полосу, сделавшую бы честь навесному плугу, вскочил и побежал дальше.
Бежать было тяжело: правый рукав намок от крови, и Сазан даже перехватил пушку левой рукой.
Вверху, у редких берез, росших вдоль ветки, скручивались и падали от жара листья.
Постепенно жар спадал. Вдали уже показалась основная железнодорожная насыпь и остренький силуэт путевого домика: за домиком этим, как помнил Валерий, с другой стороны насыпи, подходила к путям автомобильная дорога.
Валерий добежал до насыпи и остановился: в разбитой бутылке на шпалах сверкнул отсвет синей милицейской мигалки, и за насыпью раздался скрип тормозов.
Валерий застыл. Леса вокруг не было, бетонные шпалы плоско-плоско уходили к самой луне, – вот-вот взобравшиеся на насыпь менты увидят шатающуюся фигуру…
Валерий бросился в домик и взбежал на второй этаж.
Заводишко пылал вовсю, со всей бошевской гуманитарной помощью, пшеничной водкой и трупами боевиков: над двухэтажным кирпичным зданием отплясывал красный петух. Если бы не перестрелка, Валерию, быть может, удалось бы вовремя смыться. Но теперь к заводу слетелись пожарные машины и «синеглазки» – местные лейтенанты получали, и хорошо получали, от Шерхана за поддержание спокойствия в контролируемом им районе, и потому ноль-вторые прибыли на пожар даже раньше ноль-первых – деньги- то надо отрабатывать!
От близкого огня было жарко, дым, задуваемыи то и дело в окошечко, щипал глаза. Автомобильная дорога за насыпью была, светла, словно днем: и у этой по-дневному светлой дороги Валерий увидел черную «Волгу», из которой выпрыгнуло несколько оперативников и толстый человек с пистолетом в руке.
Оперативники побежали вперед, а толстый человек не мог угнаться за ними. Он быстро перешел на шаг, а потом остановился как вкопанный близ узкоколейки и стал внимательно что-то рассматривать у себя под ногами. Валерий догадался: кровь! Его, Нестеренко, кровь.
– Воронцов! – подозвал толстый человек.
– Обожди, я проверю этот домик.
Оперативники остановились. Толстый человек пошел по дорожке, переваливаясь по-утиному и бережно неся перед собой пистолет, словно домохозяйка – кошелку яиц. Валерий отпрянул от окна и вжался в угол. Правый его каблук въехал в чье-то подсохшее дерьмо, оставленное здесь день или два назад, в нос шибанула нестерпимая вонь. Голова Валерия налилась тяжестью и гудела, как большой шмель в стеклянной банке. Он уже потерял слишком много крови.
Дверь внизу скрипнула, и по первой комнате заметался луч фонарика.
Валерий покрепче сжал левой рукой пушку. Тяжелая, сволочь. Там, кажется, было еще четыре маслины. Валерий подумал, что сейчас маслин будет меньше и пушка станет легче. Луч фонарика поднялся повыше, и вслед за ним заскрипели кожаные туфли. Толстый человек, фыркая и отдуваясь, поднимался по лестнице.
Голова Валерия кружилась все больше и больше, перед глазами плавали разноцветные амебы. Валерий стал поднимать руку с волыной, но ее неудержимо тянуло вниз, словно какая-то сука решила вот на этом пространстве поменять гравитацию Земли.
Толстый человек поднялся наверх и вышел из-за печного столба. В левой руке он держал фонарик, который бил Валерию прямо в лицо, в правой – табельный «макар». Валерий узнал следователя Аршакова. Его толстое, с вывороченными губами лицо было очень хорошо видно в отблесках ближнего пожара и тоже было покрыто капельками пота.
Аршаков стоял, наставив на Валерия свою пушку, и молча глядел ему в глаза. Валерий все пытался поднять руку с тысячетонным пистолетом.
– Вазген Аршалуисович, – позвали снизу, – как вы там?
– Нет здесь никого, – громко отозвался Аршаков, – бомжи когда-то жили.
Повернулся и стал спускаться вниз. Когда менты ушли, Валерий закрыл глаза и тихо сполз по стенке вниз, каким-то сектором мозга понимая, что вот сейчас он и сядет задом в дерьмо, на которое уже наступил каблуком…
Глава 9
На следующий день, около трех часов пополудни, когда господин Иванцов только-только воротился с Белорусского вокзала, откуда сын его спешно отбыл к тетке в Минск, в дверь его позвонили.
Поглядев в глазок, Иванцов увидел двоих – Шакурова и Нестеренко.
Иванцов отпер дверь.
Нестеренко был довольно бледен, Иванцову бросилась в глаза плотная кожаная куртка, надетая на нем, несмотря на жару. По чуть заметному утолщению на правом рукаве Иванцов сообразил, что рука Нестеренко перебинтована, и, верно, не потому, что он пил чай и облил ее кипятком.
Шакуров поддерживал Нестеренко: судя по всему, это он привез его сюда.
– Есть разговор, – не двигаясь, сказал Нестеренко.
Юрий Сергеевич опустил голову.
– Валерий, если бы ради Андрея они приказали мне убить вас, я бы и это сделал. – Разговор не о сыне.
– А о чем же? – искренне удивился Юрий Сергеевич.
Валерий молча, не снимая куртки, прошел в гостиную, и Юрий Сергеевич с сожалением вздохнул, глядя на крупные грязные следы на ковре.
Шакуров же осторожно снял ботинки и проследовал в гостиную в чистых носках с красными стрелками.
