Карневич молчал.
– Ты понимаешь, что будет дальше? Я тебе скажу. Баров пойдет в суд и обанкротит «Росско». А потом он предъявит в суд долги завода перед «Росско» и начнет банкротить завод.
– Это еще долго будет происходить, – сказал Карневич.
– Вот именно. Этот пирог будут резать по частям. Я хочу свою долю.
– Меня нанимал Артем Иванович.
– Брось. Он тебя сдал. Он тебя нанял, чтобы сдать. А тебе нужен надежный друг. Друзья не сдают.
– Я не собираюсь воровать.
Человек в смокинге улыбнулся. Он уже не очень был похож на завсегдатая светских раутов. Таких улыбок не должно быть у людей в смокингах.
– Ты не понял, Сергей. Ты уже своровал. По контракту с «Мицубиси». А когда у тебя из-за твоего воровства начались проблемы с прокуратурой, ты меня попросил их решить. Я решил твою проблему с прокурором. Я могу решить твою проблему с Артемом.
Глаза американца вспыхнули бешенством.
– Я ничего тебе не поручал.
– Так не бывает, Сережа. Ты меня просил о помощи. Я тебе помог.
Карневич сглотнул.
– Руслан, давай начистоту. Два дня назад прокурор сказал мне, что я вор. Теперь ты говоришь мне, что я убийца?
– Сергей. Ты попросил. Я сделал. Дружба – это дорога с двусторонним движением. Что такое двенадцать танкеров по сравнению с моей дружбой?
– Если я продам тебе танкеры, меня отдадут за это под суд в Америке.
Глаза чеченца вспыхнули угрюмым красным светом, как тормозные огни за секунду перед столкновением.
– Под суд тебя бы отдали за контракт с «Мицубиси». Тот человек, который меня кидает, не доживет до суда в Америке.
Карневич сжал кулаки, уже не контролируя себя. Ему никогда в жизни не угрожали убийством, и даже сейчас, с фотографией расстрелянного прокурора на столе, Карневич психологически не мог осознать реальность такой угрозы.
– Ах ты подлец!
Лицо Руслана переменилось стремительней, чем экран телевизора, выдернутый из розетки. Только что перед Карневичем стоял лощеный бизнесмен, заглянувший к приятелю перед светским раутом. Теперь перед ним вздыбился волк. Карневич понял, что совершил какую-то непоправимую ошибку. В следующую секунду ладонь закованной в белоснежный манжет руки с несильным чавканьем ударилась о щеку Карневича, и хрупкий мир американца разлетелся на куски.
Это было не столько больно, сколько неожиданно. Сергея не били никогда в жизни, и Карневич вдруг с ужасом осознал, что вместо мужского желания ответить обидчику сердце оборачивается каким-то липким комом и проваливается в кишки, а на глаза выступают предательские слезы.
На столе истошно заверещал селектор.
Руслан шагнул к директору, и в руках его Карневич, обмирая, заметил тускло-серую рукоять пистолета.
Селектор продолжал орать.
Перед глазами Карневича мелькнула вышитая на манжете монограмма и надпись на стволе. Слава богу, Руслан не выстрелил, а ударил. Во рту Карневича словно взорвалась петарда, и американца отбросило к столу.
– Зачем ты меня оскорбляешь? Или ты не видел, что бывает с теми, кто меня оскорбляет?
В следующую секунду дверь кабинета распахнулась, и Карневич увидел вваливающихся в нее людей в бело-серой форме с масками на лицах.
«Нас записывали, – понял Карневич. – Господи ты боже мой, они записывали каждое слово!» Наверное, в рамках расследования убийства прокурора.
Руслан оглянулся на вваливающихся ментов и мгновенно швырнул пистолет на пол. В следующую секунду подножка сбила чеченца с ног, а затем пришел и черед Карневича. Американца ударили третий раз за последние шестьдесят секунд и за всю его жизнь. Карневич рухнул как подкошенный. Глаза уже щипало от слез.
Он лежал, даже не пытаясь подняться. По полу перед ним топтались армейские ботинки, и звуки, раздававшиеся в кабинете, не связывались в слова. Молодой американец представил себе завтрашние заголовки: «Американский менеджер нанимает чеченских киллеров, чтобы те убили русского прокурора, преследующего его за мошенничество».
Потом чьи-то руки вздернули американца за шкирку, как котенка, и Карневич с изумлением увидел, что посереди кабинета стоит Данила Баров, и за ним – оливковые охранники и не меньше двадцати пятнистых гоблинов с автоматами и в масках. Руслан лежал плашмя, и один из спецназовцев макал его подбородком в паркет.
– Вы что себе позволяете? – спросил Баров, обращаясь к спецназовцам.
– Они дрались. У него был ствол, – сказал спецназовец, ослабляя хватку.
Руслан перекатился на спину и попытался встать. Из прокушенной губы сочилась струйка крови. Карневич понял, что чеченца ударили гораздо сильнее, чем его, но тот почему-то не плакал.
– Не было, – спокойно сказал чеченец, – ваши подбросили. Скажи, Сережа, не было у меня ствола.
Карневич молчал.
– Зачем мне ствол учить этакого щегла? – добавил Руслан. – Ему козу покажи, он в памперс наложит.
Карневич скребся пальцами по стенке, пытаясь подняться, и по знаку Барова один из спецназовцев протянул ему руку. Сергей поднялся и тут же оперся на стол, чтоб не упасть. Ноги его предательски дрожали.
– Что эти люди здесь делают? – спросил Карневич.
Баров протянул ему украшенную подписями бумагу.
– Они выполняют решение внеочередного заседания Совета Директоров компании «Росско». Которое сегодня приняло решение сместить вас с поста генерального директора. И назначить на этот пост меня.
– Но Артем Иванович…
– Артем Иванович больше не управляет «Росско». С двух часов сегодняшнего дня ей управляю я.
– По какому праву?
– По решению арбитражного суда. Кажется, республики Тува. Или Калмыкии. Я не помню точно.
– Я вас поздравляю с судом, господин Баров, – услышал Карневич свой голос. Только «Росско» не владеет заводом. Завод принадлежит корейской компании «Санг-Си».
Баров кивнул и протянул Карневичу еще одну бумагу. На корейском и русском.
– Я купил «Санг-Си», – сказал Баров, – вот договор.
– Но это ничего…
Карневич осекся. С минуту он глядел на улыбающегося хромого человека со складочкой шрама над правым глазом. Глядел и вспоминал последние сорок восемь часов. Контракт с «Мицубиси». Наезд прокурора. Пьяный лепет Сурикова. Темные глаза Руслана, глядящие в душу: «Я тебе помогу». Расстрел на Приморском шоссе.
– Садитесь, Данила Александрович, – сказал американец, любезно махнув рукой в направлении собственного кресла, – желаю вам так же счастливо проводить в нем время, как я провел.
Пожал плечами и вышел вон.
Дверь кабинета захлопнулась за молодым директором. Данила Баров с неожиданной для хромого ловкостью уселся на стол и, перегнувшись, стал смотреть в компьютер.
Чеченец по-прежнему сидел на полу. Он просто не мог встать: Яковенко, увидев в руках поворачивающегося к нему человека ствол, врезал ему от души, и тому еще очень сильно повезло. Если бы Яковенко сразу понял, что черноволосый высокий человек в смокинге – чеченец, он бы его убил. С удовольствием и не задумываясь.
