Поэтому-то так и удивился Черяга, когда хозяин крупнейшего в городе банка предложил ему приехать в гости в Алаховку.
Во время оно предсовмина Косыгин, пролетая на вертолете над левым берегом реки Осинки, что текла чуть сбоку от города, кинул взгляд вниз и изрек: «А что же мне говорили, что плохо живут шахтеры? Хорошо живут шахтеры! Вон сколько гаражей!» Сопровождавший высокого вождя первый секретарь обкома не решился разъяснить, что то, что простирается внизу – это не гаражи. Косыгин еще раз окинул «гаражи» задумчивым оком и приказал их снести, как портящих пейзаж возле памятника.
Спустя двадцать лет мудрое указание Предсовмина было выполнено. Балки исчезли, и на месте их дивными белокирпичными кустами тянулись хоромы, окруженные высоким забором с колючей проволокой и только что не рвом, в котором плавали крокодилы, и металлический пролетарий парил над рекой на фоне белокаменных особняков новых хозяев жизни.
У самой реки, вжавшись спиной в камыши, стояло пять или шесть балков, сросшихся спинами и чудом уцелевших. Денис подъехал на джипе поближе к воде и увидел старуху, которая на мостках полоскала белье. Старуха обернулась на шум машины.
Засим старуха поступила очень странно. Она подхватила простыню, которую только что выжимала в ручье, и с этой простыней, перекрученной наподобие кнута, полетела навстречу Денису.
– Бабушка, – начал Денис.
Мокрая простыня шваркнула его по лицу. Денис, не ожидавший от бабки такой прыти, даже не успел посторониться. Бабка замахнулась снова, и Денис крепко, но вежливо перехватил ее локти. Бабка лягнулась и громко-громко завопила:
– Убивают!
Послышался скрип двери балка, кто-то выскочил на крыльцо, и мужской голос заорал:
– Отойди, убивец, сейчас стрелять буду!
Черяга оглянулся. У балка стоял дедок с бородой Санта-Клауса, и в руках его прыгало охотничье ружьишко. Тут бабка изловчилась как следует и пнула Дениса ногой. Вероятней всего, что бабке хотелось угодить в пах, но скрюченные артритом ноги не очень-то подымались, и в результате бабка попала супостату по коленной чашечке. Башмаки у бабки были тяжелые, с твердокаменной подошвой, и Денис, не ожидавший от бабульки такой прыти, вскрикнул – скорее от удивления, чем от боли, и выпустил женщину.
Сама же старушка, тяжко охнув и скрючившись в три погибели, села на землю и принялась причитать:
– Не уйдем! Режь, не уйдем!
Старик прицелился.
– Да вы что, с ума посходили? – заорал Денис, – я к вам спросить заехал!
– Знаем мы, – сурово отвечал старик, – зачем тут разъезжают на джипах!
– Да москвич я! – сказал Денис, – вон, номер у машины московский! Я спросить хотел – вы не знаете, где Лаптюк живет? Дима?
– А тебе он кто? – подозрительно спросил дедок.
– Да кореш, в одну школу ходили.
– Это кто Лаптюк? – спросил дедка бабку.
– А это который с пятого балка был, – сказала она, – феррум-купрум.
– Спекулянт твой Лаптюк, – сурово сказал дедок, – во, даже памятник засрал!
И сурово ткнул пальцем в обставленную лесами статую рабочего.
– Вам помочь? – участливо спросил Денис, наклоняясь к старухе, все еще сидевшей на земле.
– Да я уж сама как-нибудь, – сказала та, но тут же уцепилась птичьей лапкой за протянутую руку Черяги.
– А что случилось? – спросил тот, – чего вы так – с ружьем?
– Дак мы думали, вы из этих, – объяснила старуха, – из рэкета. Дом отбирать.
– А что, отбирали?
– У всех отбирали, – сказал дедок, подходя, – сначала съезжать велели, а потом по домам стали шастать. Грабить людей. Троих таких поймали, а их на следующий день милиция выпустила.
– А потом? – спросил Черяга.
– А потом сгорели балки-то.
– Как сгорели?
– А вот так. Эти, которых поймали, прикатили сюда на джипе, и говорят: ладно, по доброму не понимаете, будем разговаривать по-плохому. А в ту же ночь все и загорелось, с четырех концов. Вон, памятник закоптили, памятник чистить деньги нашлись.
– А пожарные? – спросил Черяга.
– А пожарные часов через пять приехали, – объяснил старик, – им тут долго ехать, до пожарной части пешочком пятнадцать минут, вот они обождали по приказу сверху и приехали. Мы-то у воды стоим рядочком, мы уцелели, а все остальное выгорело, что твой чернобыль.
– Жертвы были?
– Пятеро угорело. Колька Стахов угорел, в лежку пьяный был, а в шестом рядку дите сгорело двухмесячное.
– А компенсацию какую-нибудь выплатили? – спросил Черяга.
– Ага! Пять тыщ в зубы и иди гуляй, покупай себе новый дом. Тем, которые сами уехали, кооператив хоть по десять тыщ платил.
– Какой кооператив?
– Ну, который тут дома эти строит. «Аркос» называется.
– Это не кооператив строит, а банк, – возразила старушка. – Чернореченсксоцбанк.
– Нет кооператив строит, а банк ссуды дает, – со знанием дела сказал дедушка, – вот я бы тоже ссуду взял. Триста тыщ. долларами. Так ведь не дадут, а, парень?
– Не дадут, – сказал Черяга.
Он думал о том, что, возможно, брат его тоже был в числе тех, кто угрожал жителям балков и жег «дите двухмесячное».
– А куда же люди делись? – спросил Черяга.
– А кто куда. Кому квартиру дали, кто в деревню уехал. Кто в Москву сдернул, пять тыщ все-таки, прожить можно!
– Вон, Колька-то Тарасов из Москвы вернулся пешком, – сказала бабка, – на рельсы пошел, а оттуда его погнали: ты, говорят, бомж, нас телевидение приедет снимать, а у тебя одна кроссовка желтая, а другая черная, и обе правые. На рельсах-то хоть кормят, я вчера пошла, настоящей колбасы дали. Я ее уж шесть лет не пробовала-то, этой колбасы. Многие на рельсы ходят, чтобы поесть.
– Ты вот москвич, значит умный, – спросил старик, – ты скажи, куда нам написать? Мы уже и Ельцину писали, и в обком…
– В какой обком? – спросил Черяга.
– Ну обком он и есть обком, – ответил старик, – мы всегда про безобразия в обком писали.
Задумался и добавил:
– Не реагирует чего-то обком. Надо в ЦК написать.
Рекламный щит, прикрепленный на памятнике, гласил: «ЗАО Купрум» Купим Cu, Al, цветные металлы. Снежинская, 20. Вход с двора».
Спустя десять минут Черяга остановил свой «Мерс» на Снежинской, перед 5-й проходной бывшего завода подводных лодок. Ворота проходной были широко распахнуты, и надпись на воротах опять-таки извещала, что ЗАО «Купрум» покупает у населения алюминий и медь в неограниченных количествах.
В глубине двора, перед крыльцом конторы, стояли две иномарки: трехсотдвацатый «Мерс» и «Вольво», из раскрытого окошка конторы долетали возбужденные голоса.
У иномарок скучали двое громил характерной внешности. Вряд ли они приехали сюда продавать украденный из шахты провод.
Денис прошел мимо стриженых гоблинов внутрь. Склад, переделанный из бывшего штамповочного цеха, был огромен. Бетонный пол шириной с футбольное поле был завален мотками проволоки, деталями
