надо отсюда уносить ноги, пока комиссии не понаехали…
Ольга скосила глаза. Дверь в прихожую определенно приоткрывалась.
В следующую секунду пистолет в руках Головатого чихнул раз и другой. Из двери в коридор полетели щепки. Дверь распахнулась, и в комнату кубарем вкатился Черяга. «ТТ» в его руках бухнул основательно, на манер отбойного молотка. Головатый выстрелил еще раз, целясь следователю в живот. В этот момент Черяга кувыркнулся, и пуля, слегка оцарапав палец, ударила в пистолет.
Черяга вскрикнул и выронил ствол. Тот заскользил по серому ковролину по направлению к Кеше.
Банкир растерянно смотрел на ТТ, в замедленном вальсе кружащийся по ковру. Потом почти инстинктивно нагнулся, как нагибается всякий мужчина при виде бесхозного оружия.
У начальника охраны банка «Чернореченсксоцбанка» были плохие нервы. Если бы у него были хорошие нервы, ему следовало бы подумать о том, что попугай Кеша сроду не брал в руки оружия страшнее рогатки, и даже если он возьмет в руки ствол, он не станет самым опасным человеком в этой комнате.
Но Головатого учили стрелять сначала, а думать потом, и ему некогда было рассуждать о сравнительном стрелковом мастерстве Кеши. Все, что он видел, – это трое человек против него одного в заставленной мебелью двадцатиметровой комнате и вальсирующий по полу венгерский ТТ со снятым предохранителем.
Головатый нажал на курок. Кеша отлетел к столу и недоуменно поднес руку к животу. Рубашка на животе быстро намокала красным.
Ольга сунула руку в свою крошечную сумочку. Глаза Головатого недоуменно повернулись в ее сторону. Ольга выстрелила – раз и другой. Первая пуля пролетела мимо, разбив стеклянную дверцу хельги и учинив настоящий погром среди стоявших за ней хрустальных ваз. Вторая попала точно в шею.
Головатый загреб ногами и сел на паркет.
Черяга выбил ствол из его руки и наклонился над начальником охраны. В лицо ему брызнула кровь: из перезанной пулей артерии бил настоящий фонтанчик, словно из проколотого садового шланга. Потом воду где-то выключили, и фонтанчик понемногу угас.
– Блин, – растерянно сказала Ольга, – сумочку испортила.
Головатый лежал на ковре, неестественно запрокинув голову, и глаза его стремительно стекленели.
– Денис….
Голос был похож на неисправную магнитофонную запись.
Черяга оглянулся и подошел к своему старому другу. Тот сидел, привалившись к ножке стула, и зажимал руками живот.
– Дениска, – сказал попугай Кеша, – в кухне. За Генисом. Код один и три тройки. Меньше ста штук не проси.
Глаза его закатились, и он обмяк.
Черяга нащупал жилку на шее и стал считать. Пульс становился все реже и реже, а потом и вовсе затих. Черяга посидел на корточках, а потом прошел на кухню.
Кухня в квартире зампреда «Чернореченсксоцбанка» была огромная и навороченная до крайности: бывшая шестиметровая кухонька была объединена с жилой комнатой соседней квартиры: полоска кафеля, выложенная вдоль сверкающих агрегатов, плавно переходила в кедровый пол, на котором расположился огромный обеденный стол в обрамленнии резных стульев.
Ольга растерянно металась от посудомоечной машины к огромному бошевскому холодильнику.
– Что такое Генис? – жалобно спросила она, – это марка или фритюрница какая?
Черяга обозрел кафельно-кедровый пейзаж и уверенным шагом направился к вытяжному шкафу. Справа от шкафа стояла полочка с книгами, и одна из книг называлась: «А. Генис. П. Вайль. Секреты русской кухни». Черяга вспрыгнул на стол и снял книги, а затем и самое полочку.
– Дай нож, – велел он.
Ольга подала снизу нож.
Черяга примерился и поддел ножом тонкую, едва различимую черту, проходившую поперек обоев как раз там, где висела полочка. Стена подалась, в ней открылся маленький прямоугольник, и в нем – стальная поверхность потайного сейфа. Черяга набрал комбинацию, один – три – три – три, – размышляя про себя, что комбинация может быть неправильная или еще что, и как бы ему вместо бумаг не заполучить в лицо полный заряд дроби или чего покрепче. Но все обошлось. Дверца сейфа распахнулась, Черяга запустил внутрь руку и вытащил синюю, с белыми тесемочками папку. Папка была плотно завязана, сверху был приклеен чистый лист бумаги и на нем красным фломастером был написан восклицательный знак.
Черяга повернулся и замер.
С пола кухни на него сверху вниз глядела Ольга, и в руках у Ольги был крошечный и самодельный, сколь мог судить Черяга, револьверчик. Два патрона из него уже было выпущено, оставалось еще три. Как Черяга мог убедиться, стреляла Ольга неплохо. Даже если и печалилась потом об испорченной сумочке.
– У тебя что, крыша поехала? – сказал Черяга.
– Ты что будешь делать с этими бумагами? – спросила Ольга.
Черяга осторожно пошевелился.
– Не двигайся, – взвизгнула девушка.
– Ну хорошо, хорошо, – сказал Денис, – вот он я, неподвижный, как статуя командора и с папкой в руках вместо шпаги.
– Ты что сделаешь с бумагами? – повторила Ольга.
– Ты знаешь, – сказал Черяга, – я в них еще не заглядывал, но первоночально у меня сложилось такое впечатление, что они имеют прямое отношение к судьбе угольных денег. Насколько я понимаю, угольные деньги пилили самые разные люди. И вожак профсоюза. И мэр. Но так как мэра убили, а бумаги своей ценности не потеряли, я полагаю, что они связаны с теми, кто еще остался в живых. То есть с Негативом. Завтра в Чернореченск приезжает группа наших следователей. Они будут рады изучить эти бумаги.
– И сколько тебе государство за них заплатит? – спросила Ольга.
– Ах, Оля! Оно мне зарплату бы регулярно платило, и то я бы счастлив был.
– Тогда зачем ты их задаром отдашь?
– Ты знаешь, Оля, у меня такая работа. И потом мне кажется, что способ употребления чернореченскими властями бюджетных денег, и тот факт, что мне не всегда выплачивают зарплату, – эти две вещи как-то связаны между собой. Несколько опосредованно, но связаны.
– Продай их Извольскому, – сказала Ольга. – Ты слышал, что сказал попугай? Тебе сто кусков дадут.
Черяга покачал головой.
– Извини, Олечка, – сказал он, – ты знаешь, я как-то совершенно не представляю себя в роли человека, который приходит к Извольскому и предлагает продать ему бумаги. А в противном случае их-де купит Негатив.
– Я могу пойти к Извольскому, – деревянным голосом сказала Ольга. – Я поделюсь с тобой. Пожалуйста.
Денис улыбнулся как можно спокойней.
– Нет, Олечка.
– Тогда я тебя убью, – сказала Ольга.
– Из-за денег?
На лице девушки появилось странное выражение – выражение воробьихи, защищающей свое гнездо.
– Ты не понимаешь, – сказала Ольга, – мне нужны деньги. Я беременна.
– От кого?
– Не знаю. Мне все равно. Понял? – мне все равно, кто из вас, похотливых кобелей, отец этого ребенка. Но я хочу, чтоб он жил. Я хочу, чтобы он жил не так, как я, ясно?
– И на котором ты месяце? – спросил Черяга.
– На третьем. Пустячок. Можно сделать аборт. Эти… – Ольга усмехнулась белыми-белыми зубами, – потребуют от меня аборта. Скажут, если уж ты, сука, по глупости залетела, то будь добра исправься и приведи себя в рабочее состояние. А я не хочу аборта, понял? И мужа не хочу. Вы мне все осточертели. Я
