делать и чем теперь все это кончится.
Спустя десять минут Джамалудин Кемиров вошел в кабинет начальника Бештойского УВД Шапи Чарахова. В кабинете было какое-то совещание, но при виде Джамалудина ментов вымело, как пылесосом.
– Ты – знал, – сказал Джамалудин.
– Что знал? – искренне удивился Шапи.
– О чартерах из Турции. Ты знал, как торговки на рынках оплачивают там товар. Ты – старый чекист, у тебя майор посылает жену за этим самым, быть того не может, чтобы ты не знал!
Шапи молчал несколько секунд, и его желтоватое полное лицо как-то потухло, словно внутри выключили подсветку.
– Допустим, я знал, – сказал начальник Бештойского УВД. – И что это может изменить?
– Но..
– Разве они нарушают уголовный кодекс?
– Это наши сестры и жены! – заорал Джамалудин.
– А что им остается делать? Открой глаза. В республике на одно рабочее место семьсот безработных! Наши мужчины не хотят торговать на рынках! А в Чечне на одного двадцатилетнего парня приходятся три женщины, а чаще – три вдовы. Гд е они найдут работу? Там? Здесь? Или, может быть, в Москве? Ты позакрывал публичные дома в Бештое, ты думаешь, ты облегчил этим женщинам жизнь?
– Ты закроешь завтра же все лавки, которые занимаются этим, – сказал Джамалудин, – или послезавтра я их сожгу.
– А что ты скажешь Ташову? – спросил Шапи.
– Мы найдем ему другую девушку, – ответил Джамалудин, – а эта шлюха пусть убирается куда хочет, пока ее не убили.
– Ташов потерял мать. Ты хочешь, чтобы он потерял еще и невесту?
– У него нет невесты, – отрезал аварец, повернулся и вышел.
Начальник Бештойского УВД поглядел ему вслед и молча покачал головой. Он понимал, что это еще только начало.
Следующим, кого навестил Джамалудин Кемиров, был его брат Заур. Он, как всегда в это время, был в мэрии, и разбирал с тремя стариками в барашковых шапках какую-то историю насчет водопровода в соседнем селе. В принципе водопровод был совершенно не делом Заура, но эти три человека были люди уважаемые, а Заур никогда не отказывал людям, если им было за семьдесят, какую бы чепуху они не несли.
Джамалудин тоже подождал, пока старики выйдут, и так как, пока Джамалудин ехал в мэрию, Шапи успел позвонить мэру, Заур вполне знал, с чем приехал его брат.
– Во всем виноваты твои рынки, – сказал Джамалудин, – во всем виновата твоя торговля! Когда дьявол выдумал деньги, он сказал: «Я пойду покурю!»
– Это не мои рынки и не моя торговля, – ответил Заур, – это то, за счет чего выживает город. Рынки – это наше спасение. У нас цены ниже, чем в Торби-кале! Пол-Кавказа приезжает к нам за товаром!
– Кому нужен такой рынок, который превращает наших жен в проституток? – воскликнул Джамалудин.
– И что ты предлагаешь сделать?
– Надо проверить всех торговок и выяснить, откуда у них деньги!
Заур закрыл рот и открыл его, но прежде, чем он успел что-нибудь возразить, дверь кабинета отворилась. На пороге стоял Кирилл Водров. Москвич был, как всегда, безупречно одет; синий галстук висел под белым воротничком знаком качества. Зеленоватые глаза Кирилла глядели спокойно и строго, и ранние складки на лбу оттеняли раннюю седину.
Джамалудин резко повернулся, наклонил голову, и был таков.
– Что случилось? – спросил Кирилл.
– Ничего, – ответил Заур.
Слово «ничего» в горах значило самые удивительные вещи. Под это понятие обыкновенно подпадало и заказное убийство, и массовая драка, и даже всаженная в президентский бункер баллистическая ракета класса «земля-земля». Кирилл не знал другого места в России, где это слово имело бы такой широкий смысл. Однако Кирилл не стал заниматься прикладной лингвистикой, а вместо этого подошел к мэру и сказал:
– Я вообще-то закончил свой доклад. Завтра я улетаю в Москву, а сегодня вечером еду в Торби-калу. Федор Александрович Комиссаров очень приглашал вас сегодня приехать со мной. Та м будет какой-то праздник в гольф-клубе. Он все спрашивал, почему вы до сих пор к нему не приехали.
– Не хочу, – ответил Заур.
– Это может быть большой ошибкой.
Мэр города усмехнулся:
– Ты что, Кирилл Владимирович, думаешь, будто твой шеф приехал в республику торговать собой? Он приехал торговать всеми нами. Он устроил тут аукцион, и на этом аукционе продается все, включая аукциониста и покупателей.
Кирилл помолчал, а потом спросил:
– Заур Ахмедович, вы правда считаете, что в Москве нет людей, которым не все равно, что происходит на Кавказе?
– Был один. Твой комитет выясняет, почему лучшие люди республики пустили пулю ему в лоб.
Кирилл стиснул зубы и хотел было спросить, почему в таком случае Кемировы не присоединились к этим лучшим людям, но вовремя сдержался. Ответ он знал и так: Кемировы породнились с Хаджиевыми, а Арзо занял в той драке сторону федералов. К тому же Джамалудин и покойный Ниязбек не очень-то долюбливали друг друга: два револьвера не лезут в одну кобуру.
Пророк Мухаммед, да будет благословенно имя его, не велел людям пить вино, а женщинам – появляться на публике в полуголом виде, и это было очень разумно с его стороны.
Может быть, какие-нибудь французы или там шведы и могут пить вино в компании полуголых женщин, и ничего страшного не происходит. Но когда парни, родившиеся в глухом горном селе где-то за две тысячи километров от Москвы и за сотню километров от Ведено или Гуниба, начинают пить вино, ничего хорошего из этого не выйдет.
Выпив вино, они могут, например, сказать другу что-то про его мать или про его задницу. А никакой горец не потерпит, чтобы при нем обижали его мать. Сапарчи Телаев, как мы уже рассказывали, когда при нем обидели его мать, пошел домой, взял ружье и подстрелил обидчиков, хотя ему тогда было всего тринадцать лет.
Третьего апреля, вечером, в гольф-клубе на берегу моря собралось самое изысканное общество.
В числе приглашенных были, конечно, дорогой зять и ближайший друг Гамзата Адам Телаев, да высокий московский гость Федор Комиссаров. Кроме них, на вечеринке был мэр Торби-калы, парочка министров, председатель Верховного суда республики, директор морского порта Магомед-Гусейн Сулейманов, и еще два десятка людей, к которым Гамзат обращался так: «Эй ты! Принеси!»
Та к к ним будем обращаться и мы.
Первым за столом говорил тост мэр города Шарапудин Атаев. Он был лидер кумыкской оппозиции и очень храбрый человек. Два года назад он ехал по горам и напоролся на каких-то ваххабитов. Охрана испугалась и побежала в кусты, а мэр города выхватил автомат и стал стрелять. В итоге ваххабиты перестреляли охрану, а мэр перестрелял ваххабитов.
– Я хочу произнести тост, – сказал мэр Торби-калы, – в честь солнца нашей нации, президента Асланова. Каждое утро я начинаю молитвой о его здоровье, и каждый вечер я кончаю молитвой о его здоровье. Что бы мы делали без нашего президента?
Мэр выпил бокал и сел на место. После того, как он сел на место, он наклонился к Федору Комиссарову, который сидел слева от него, и спросил:
– Ну как там?
Мэр Торби-калы договорился с Комиссаровым, что за двадцать миллионов долларов он будет назначен президентом республики. Миллион он уже внес в качестве предоплаты.
– Послушайте, – ответил Комиссаров, – Ахмеднаби совсем плох. Надо подождать месяц-другой.
