– Э, – сказал мэр, – если вы будете ждать, пока этот старый баран помрет, республика под вами развалится на части.
Вторым тост говорил министр финансов республики Дауд Казиханов. Он был лидер лезгинской оппозиции и тоже очень храбрый человек. Два года назад он ехал по горам совершенно один и напоролся на отряд боевиков. Боевики остановили машину, и их лидер открыл дверцу водителя и поставил ногу на порог. Боевик и Дауд посмотрели друг на друга, и Дауд узнал Басаева, а Басаев узнал Дауда. После того, как Басаев узнал Дауда, боевики передумали отнимать у него машину. Басаев и Дауд поговорили с полчасика и разошлись, как старые друзья.
– Я хочу поднять тост, – сказал он, – за Гамзата Ахмеднабиевича. В это трудное время, которое переживает республика, он, можно сказать, встал у руля и недрогнувшей рукой подхватил знамя нашей государственности. Если бы не он, наша республика погрязла бы в терроризме и коррупции!
Дауд Казиханов выпил бокал и сел. Когда он сел, он наклонился к Федору Комиссарову, и спросил:
– Ну так как там?
Дауд сговорился с Комиссаровым, что его за пятнадцать миллионов долларов назначат новым президентом, и уже отослал два миллиона предоплаты.
– Остались еще кое-какие моменты, – ответил Комиссаров.
Третьим тост говорил глава Госрыбнадзора Саитбек Мирзабеков. Он был очень храбрый человек и лидер демократической оппозиции. Он был в прекрасных отношениях с Арзо Хаджиевым. Их дружба началась девять лет назад, когда люди Хаджиева украли Саитбека и посадили его в подвал. Когда его дядя не захотел платить за него выкуп, боевики даже оттяпали Саитбеку палец. Но когда Арзо увидел, что все равно не получит за этого мусульманина деньги, он отпустил его так. После этого Саитбек остался с Хаджиевым и еще два года бегал с ним по горам.
– Я тоже хочу поднять тост за нашего президента, – сказал Саитбек, – под его правлением наша республика расцвела, как сад! Долгих лет ему жизни.
После этого Саитбек сел и сказал своему дяде, председателю Верховного суда:
– Э, когда же они снимут Ахмеднаби? Я в Москву уже двести килограмм икры отправил, у них скоро там в животе рыба выведется, а они все не назначают меня президентом!
Что же касается Гамзата Асланова, то он мало обращал внимания на весь этот балаган. Он смеялся и пил, и его подвижное, оживленное лицо казалось бы даже красивым, если бы не маленький скошенный подбородок. Гамзат был в одной расстегнутой рубашке с короткими рукавами, и его черные выразительные глаза были слегка расфокусированы от кокаина и водки.
В перерыве между тостами Гамзат перегнулся через стол и спросил Кирилла:
– А где же Кемировы?
– Заур Ахмедович заболел, – сказал Кирилл, – он очень просил его извинить, а его брат остался у него при постели.
Газмат ничего на это не ответил, а лицо Комиссарова, сидевшего рядом с сыном президента, приняло неприятное выражение, и глава Комитета резко заметил:
– Брезгуют, видать, нами. Не любят кяфирам руку подавать. Или мясо у нас тут не халяльное.
И подцепил вилкой кусок золотящейся от жира индейки.
Между тем выступления смолкли, и начались пляски. Номером первым для разогрева гостей плясали какие-то танцоры с огнем. Они набирали в рот бензин, выдували его с силой и поджигали, а гости в это время пили и закусывали. Танцоров встретили аплодисментами, а Гамзат даже вытащил пистолет и стал палить в воздух.
Но главным гвоздем вечера стали женские бои.
Гамзату с недавних пор вообще очень нравилось это развлечение. По условиям боев, девушки должны были драться в одних купальниках и в грязи, и среди участниц боев часто попадались не только проститутки, но и студентки местных вузов.
Надобно сказать, что среди приглашенных гостей не меньше половины были чемпионами и призерами чемпионатов по разным видам восточного мордобоя, и к девичьим боям они относились безо всякого уважения. Никто из них не мог понять, чего Гамзат Асланов находит в этом зрелище.
Но так как Гамзат был всесильный сын президента, большинство этих людей было готово не только смотреть вместе с Гамзатом на женские бои, но и целовать его при этом в задницу, хотя любой из них мог бы порвать эту задницу на восемь лоскутков и даже не вспотеть при этом.
Бои продолжались почти час, и, по правде говоря, это было не очень аппетитное зрелище. Девицы катались в грязи, визжали и рвали друг другу волосы, и так как драться они не умели совершенно, то победительницей оказалась та девушка, которая была крупнее всех.
Она до того вошла в раж, что села верхом на свою противницу, взяла ее за уши и начала бить затылком о грязь. Гамзат и Адам в восторге захохотали, а начальник охраны Гамзата поспешил разнять девушек, чтобы дело не дошло до убийства.
Потерявшую сознание девушку унесли, а победительница стала плясать на ринге, изображая руками что-то вроде боксерских ударов. Подвыпившие мужчины захохотали, а Адам Телаев громко закричал:
– Эй! Иди сюда! Я тебе покажу, как бить.
Девушка перелезла через канаты и с опаской подошла к накрытому столу.
Она была довольно толстая и смуглая, и дышала, как загнанное животное. Ее огромные груди вываливались из складок купальника, и вся она была перемазана кровью и песком. Никакого желания она не вызывала, кроме желания побыстрей отправить ее помыться. У нее были спутанные белые волосы, но, когда она подошла ближе, стало ясно, что они крашеные.
– Тебя как звать? – спросил Адам.
– Айзанат, – ответила бойчиха.
Адам нахмурился. Дело в том, что в боях в основном участвовали русские девушки. Как-то это получалось само собой. Разумеется, нравы в Торби-кале были не такие строгие, как в горах или даже в патриархальном Бештое. Но все же аварская или лезгинская студентка трижды задумалась бы участвовать в таких боях. Вряд ли бы ее кто-нибудь после этого взял замуж.
И, конечно, Гамзат это очень хорошо знал. Он ездил в Кремль, целовал там руки и кланялся, и после этого ему было особенно приятно сидеть вечером в гольф-клубе и смотреть на визжащих русских девушек, катающихся в грязи. Особенно приятно было то, что русские при это сидели и хлопали вместе с Гамзатом.
– Ты кто? – спросил Адам.
– Лачка, – сказала девушка.
Адам нахмурился еще сильнее, и его черные густые брови сошлись над перебитой переносицей. Коричневые глаза опасно сузились. Ослепительный свет висящих на потолке люстр отражался от его наголо выбритого затылка и крашеной под камуфляж куртке из кожи игуаны.
– Ты откуда? – спросил глава центра «Т».
Девушка опустила голову и сказала:
– Я из Хабильского района. Из Новопетровки.
Сам Адам был из Келебского района, но лакцев в республике было слишком немного. Он повернулся к Гамзату и угрюмо сказал:
– Ты что унижаешь мой народ?
Гамзат растерялся. Он не отбирал девушек сам.
– Да какая разница, откуда она? Она что, плохо дерется?
Адам встал, и его красивое наглое лицо совершенно потемнело от гнева. Он был выше сына президента на полголовы, и кулаки Адама были размером с бейсбольный мяч.
– В моем народе все хорошо дерутся, – сказал Адам, – лучше чем мы, не дерется никто! А я уж точно дерусь лучше тебя. А ну-ка извиняйся перед этой лачкой!
– Это я буду извинятся перед голой шлюхой? – удивился Гамзат.
В следующую секунду Адам выписал ему точно в пятак.
За последние полгода главный борец с терроризмом в республике разъелся на халявных харчах и несколько потерял форму. Однако Адам был не на соревнованиях: кто-кто, а Гамзат Асланов на спортсмена не тянул. Когда килограммовый кулак Адама впечатался в переносицу сына президента, раздался сухой
