дикие, война туда не докатилась, людям там делать было нечего — деревень жилых рядом не было. Потому блиндаж, собранный из двух срубов деревенских бань — сухой, просторный и теплый — был в безопасности. И весело журчал родничок в десяти метрах от холма с бункером.
Наша колонна выдвинулась не по Невскому, а потекла боковыми улочками, что оказалось более разумным. Вовка вертелся ужом, пару раз проскочил через проходные дворы. Автобус Николаича чудом пробирался через узкие подворотни, почти чиркая крышей. То, что творилось на Невском, мы увидели, только когда выскочили вопреки правилам на Дворцовую. На обычно пустой площади тут и там торчали битые, брошенные и частью сгоревшие машины, имелись и еще горящие, и туристические автобусы. Отчетливо слышна была автоматная стрельба — в районе Александровского садика у Адмиралтейства и там, где на Невский выходило армейское следственное управление. Вообще, в городе было шумно — крики и визги стали привычным фоном. Почему-то такого не было, когда мы грузились у поликлиники.
Выезд с Невского проспекта, там, где пересечка с Адмиралтейским проспектом, был намертво забит. Похоже, что там столкнулось два десятка автомобилей. Никто не хотел уступать, и потому пробка была мертвой, и ее с каждой минутой еще больше подпирали прибывающие машины. Попытки хитрецов проскочить приводили к еще большей свалке. Меня особенно удивило, что и Александровский садик был забит автомобилями, чего раньше никогда не было. Это была сугубо пешеходная зона. То, что там шла драка со стрельбой, ситуацию не улучшало. Смотреть было неудобно и далеко, но мне показалось, что зомби в комплекте там имелись.
Саша успел среагировать, и мы не оторвались от нашего автобусика. Идея оказалась хорошей — «ровер» сел на хвост здоровенному милицейскому «уралу» с кунгом, проскочившему от Невского. «Урал» был специально подготовлен для борьбы с массовыми беспорядками — усиленный бампер, сетка, закрывающая стекла, и шло это чудище как нож в масле, легко отшвыривая попадающиеся навстречу машины. И то — зачем же нарушать рядность и нагло лезть нам навстречу; вот из-за таких самоуверенных ослов, полагавших, что им закон не писан, в городе медленно, но верно наступал транспортный паралич. Мы бы вряд ли проскочили так лихо и быстро, если б шустрый Вовка не оценил в момент преимуществ следования за «Уралом».
К нашему огорчению, так лихо мы дошли только до Троицкого моста. Там наш спутник дернул поперек движения (и мы следом) и попер в сторону Большого Дома, из окон которого, как говорила легенда, был виден Магадан.
А мы более-менее спокойно переехали мост — из-за автобуса было видно, что с тройкой встречных «ровер» все же поцеловался, но со всей дури спихнул их вбок. Далее нам было нужно свернуть влево, к въезду в крепость, но нам навстречу шел поток. Сзади тоже подпирали и гудели. На наше счастье, туристический автобус пропустил нас, и мы проскочили. Притормозивший Николаич высунулся из дверей автобуса и крикнул:
— Спасибо! Водкой поить некогда, а вот позвоните через полчаса в Петропавловскую, на проходную Монетного, — сочтемся!
— Непременно! — Мужичок за рулем, осклабившись, кивнул, и вся наша механизированная троица шустро пошла по Кронверкской набережной, мимо музея и выставленной перед ним армейской техники. Я успел заметить, что в Артиллерийском музее ворота заперты, но внутри идет какая-то возня. За воротами стоял милиционер с автоматом.
Потом воспользовались дыркой в потоке автомобилей и шустро выскочили на мост, ведущий в Петропавловку. Там, где у шлагбаума обычно стоял охранник, оказалось пусто, шлагбаум был снесен и валялся на мосту, зато у ворот было аж три вооруженных охранника — причем в руках у них были явные винтовки. У левого я увидел тот самый К-98 из магазина. Выглядели они непривычно.
Нам ворота открыли, и вереница машин въехала во двор перед Монетным двором. Так же шустро ворота за нами закрылись. Судя по окружающей обстановке, зомби здесь и не пахло. Николаич подал знак, и все стали выбираться из машин. При этом я обратил внимание, что и Андрей, и Ильяс, и Володя автоматически развернулись и обеспечили круговое наблюдение. Рядом с воротами была вывеска «Нумизматический салон», и несколько ступенек вниз вели в магазинчик, находившийся в толще крепостной стены — Никольской куртины. Увидев, вероятно из окна, прибытие нашей команды, из магазинчика вышел пожилой крупный охранник. Подойдя к Николаичу, он перебросился с ним несколькими словами, и Николаич, повернувшись к нашей артели, сказал:
— Женщин и детей сейчас отведут в тюрьму Трубецкого бастиона, а стрелков и докторов попрошу пройти со мной.
— И за что же нас в тюрьму? — удивилась Краса.
— Там сейчас самое безопасное место. И разместить самых уязвимых лучше всего там. В случае чего можно прятаться в камерах. Опять же сухо, светло и безопасно. И кухня там есть, — ответил охранник.
— Что ж, тогда ладно. Пошли, народовольцы. Вот уж не думала, что на старости лет в тюрьму придется садиться — и при этом буду радоваться…
— А мне можно остаться? — вылез вперед пацан.
— Пока место для жилья себе займи, — ответила Дарья.
И осталась сама.
После этого толпа под конвоем охранника отправилась в тюрьму, а мы вошли в полуподвальное помещение «Нумизматического салона». Внутри был упорядоченный хаос — вся выложенная продукция собиралась и уносилась, судя по всему, в Монетный двор. Ювелирные витрины были уже пустые, а сейчас убирались монеты. Впрочем, было видно, что далеко не все собирались эвакуировать — на полупустых витринах остались какие-то значки, сувенирные статуэтки, ярко раскрашенные солдатики и большая часть копий орденов Российской империи — все эти святые Анны, Станиславы, Александры Невские и Владимиры. Но не самые ценные — дырки в их рядах объяснялись ярлычками: «Звезда Ордена Александра Невского с фианитами — 80 000 р.»
Стоявший тут же мужчина в форме охраны Монетного двора — с тяжело свисшей кобурой и «сайгой» на плече — кивнул Николаичу:
— Пошли на второй этаж, вы там будете размещаться.
На втором этаже все витрины были пустые, за исключением одной — с книгами по нумизматике. Было довольно просторно, хотя и лежала куча вещей. Я узнал спальные мешки из магазина. Тут же сидел и Сергей, судя по всему снаряжал охотничьи патроны. Поднял голову, заулыбался как родным. Ну мне тоже приятно было его видеть целым и невредимым.
Сесть пришлось на пол, подложив свертки спальников и прочее. Представившийся нам как Михайлов Петр Петрович, начальник охраны (я так и не понял — всей охраны или конкретной смены) извинился за неудобство и пообещал помочь с мебелью, но не сразу.
— Диспозиция такая: территорию Петропавловской крепости охраняют совместно две группы. Внутренняя служба безопасности заповедника «Петропавловская крепость», их всего здесь сейчас восемнадцать человек, штатного оружия не имеют, но у дюжины есть свои собственные охотничьи ружья, с чем сейчас и дежурят. На них — Иоанновские и Петровские ворота. Петровские сейчас заперты вообще. У нас всего прибыло в крепость пятьдесят шесть сотрудников охраны: двадцать пять из них — дежурная смена, остальные сочли, что тут лучше отсидеться, чем драпать куда глаза глядят. Всего вооруженных штатным оружием — двадцать пять, еще пятнадцать притащили свое охотничье оружие. Это не считая тех стволов, которые нам передали наши товарищи. — Тут он кивнул Николаичу. — Мы охраняем Никольские и Васильевские ворота. Несколько человек пока несут службу на проходной завода и на территории, согласно расписанию, но уже сегодня работа предприятия практически закончилась. В основном сотрудники — те, кто решили остаться здесь, занимаются доставкой сюда своих родных. То же касается и сотрудников Музея истории города Санкт-Петербурга. Нам удалось практически явочным порядком забрать себе тюрьму Трубецкого бастиона. Там размещаются семьи работников. Скандал был, и я полагаю, что мы еще будем вынуждены ругаться с руководством музея, но тут других вариантов не вижу. Свои семьи они расположили в комплексе зданий у Петропавловского собора. Пока вам не могу предложить ничего лучшего, чем помещение магазина — требуется время, чтобы руководство поняло: стрелковое отделение с медиком для нас чрезвычайно нужно. Если я начну настаивать на размещении людей в производственных цехах, начальство взбеленится, да и работники еще по-старому думают. Мы ж в основном следили, чтоб ничего не выносили из
