редкие деревья; а казалось самому, что практически по прямой дую.
Однако незаметно подобраться к месту нашей засидки было сомнительно. Разве что совсем ниндзя ниндзуцкий какой найдется.
— Так ты не ответил мне про Плющиху, — настаивала Таня.
— Это улица такая в Москве, недалеко от Бородинского моста. Фильм был с таким названием, «Три тополя на Плющихе», старый. Потом это как-то в поговорку вошло: типа, видно нас отовсюду.
— Понятно, опять прикалываешься, — вздохнула Бисянка. — Почему ты такой несерьезней человек, Жора?
— Здрасте-пожалста, — только и нашелся что ответить на такой наезд. — Я работаю… работал на такой должности, где несерьезных людей не держат. Слишком большие деньги крутятся.
— Я не про то, я про наше нынешнее положение. Почему ты вместо того, чтобы с утра уехать отсюда, устроил всем пикник, как будто никакой опасности для нас нет. А из лагеря Чамберса гнал нас тапком еще до рассвета? Мне это не понятно.
— Чуйка, — ответил я коротко.
— Какая чуйка?
Видать, это слово было для Бисянки новым, пришлось пояснить:
— Интуиция. И она меня в прошлый раз не подвела.
— А сейчас что она тебе говорит?
— Ничего. Это-то и странно. Целую неделю зудела, а сейчас молчит.
Мы некоторое время помолчали. Я курил, а Бисянка жевала траву, то есть травинку.
— Чем порадуешь, следопыт? — спросил я ее без особого интереса, чтобы только прервать затянувшееся молчание.
— Ничем таким, что тебе бы понравилось, — ответила Таня задумчиво.
— Я не про секс, а про преследователей.
Бисянка захохотала громко, от души; так, будто ей анекдот смешной с неожиданной концовкой рассказали.
Подождал недоуменно и сказал вполне обиженно:
— Че ржешь, как кобыла? Поделись смешинкой, может, и я повеселюсь.
— Не-э-э… — только рукой махнула. — Ой… Ой… Не могу… Как представила…
И опять смеется заливисто, на спину упала и ногами болтает.
Шлем пробковый скатился с ее головы и отлетел в сторону. Пришлось вставать и идти за ним. Возвращать его на эту непутевую голову. Впрочем, очень красивую.
За это время Таня успела подавить приступ смеха, сжимая руками живот. Но на глазах все еще выступали слезы от смеха. Хороша! И намотанный на голову шемах картины не портит.
— Жор, ты не обижайся, — голосок ее стал несколько виноватый, — но я, как представила, что ты тут на меня взгромоздился и пыхтишь, а на тебе пыхтит мишка. Такая любовь втроем на природе. Ой, не могу, — и снова смеется.
— Какой Мишка? — Я ничего не понял в ее спиче. — С кем втроем?
— Медведь местный, серый, про которого нам буры за пивом рассказывали. Не помнишь, что ль? Ну тормоз…
Когда вернулись на место «стоянки человека», то обнаружили вполне себе приличный лагерь для пикника между автобусом и палаткой. Даже с тентом над «керогазами», которых пыхтело уже сразу три. Такое ощущение появилось, что девочки тут надолго решили обосноваться.
Переглянулись с Таней и плечами пожали. Козе понятно, что завтра с утра отсюда уедем, зачем в этом случае городить такие сложные уборные? Одно объяснение: молодые, энергию некуда девать. Тут Ингеборге надо поставить плюсик — направила эту энергию в мирные цели. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы в подоле не принесла.
Однако часовые бдели и нас окликнули грамотно, когда мы их уже прошли, не заметив.
Объявил Дюлекан за хорошую службу «благодарность с занесением в личное дело». Та только переспросила с вызовом:
— А в личное тело когда заносить будешь?
И эта туда же. Осталось только буркнуть:
— В порядке очереди.
— Ну-у-у… — упрекнула меня Дюля, скривив красивые губы. — Тогда это не награда.
Тане опять смешинка в рот попала. И Сажи лыбится гнусно, появившись из-за Комлевой и положив карабин с откинутым прикладом на плечо, придерживая его за «пистолетную» рукоятку.
Срочно, срочно надо добираться до Одессы и распускать там гарем к бениной маме, иначе я просто не выживу как живая сила.
А в остальном мы удачно вернулись, ужин как раз поспел.
На обратном пути мы с Бисянкой никакого медведя не встретили. Так что пришлось любовь на троих с местной фауной отложить до будущих времен. Только какие-то мелкие животные порскали по кустам, да газели небольшие попадались группами до десятка особей, но те так быстро скрывались от нас, ловко перепрыгивая через большие кусты, что даже разглядеть их как следует было невозможно. Тем более и вид они имели грязно-зеленый, как джейраны около староземельного Баку. Вполне себе защитный окрас.
— Сложная дичь, — сказала Бисянка, проводив взглядом очередное убегающее от нас стадо. — С засидки бить надо на водопое или солончаке.
— На каком солончаке? — Стало даже интересно.
— Ну-у-у… — Таня посмотрела на меня, как бы угадывая, не прикалываюсь ли я над ней снова, и, убедившись в обратном, пояснила: — Если нет природного солончака, то делается искусственный. Сыплешь соль в кастрюлю, заливаешь водой, чуток подваришь — и готово. Только остыть дай. Вот эти камушки соляные и прикапываешь в удобном месте. Как придут козы соль лизать — бей на выбор.
— Так просто? — Я аж рот открыл от примитивности ухватки.
— А все, что действенно, — просто. Веками отточено. — Таня была горда за своих предков.
Вот так мы и влеклись к «стоянке человека» среди дебрей Новой Земли. Только в этих дебрях страшных гиен, свинок и прочей «прелести» прибрежной саванны не наблюдалось в принципе. Насекомых было также на порядок меньше. Разве что птиц и бабочек столько же. Причем местные бабочки были удивительной красоты и размеров, просто загляденье и рай для энтомолога.
Очень неплохой тут климат для проживания человека с планеты Земля, и в том, что этот кусочек рая организованно не заселяют, я вижу какую-то затаенную политику Ордена. Возможно, они это плоскогорье оставили для себя. На вырост. Впрочем, поди угадай их планы. Вдруг в будущем тут будет природный парк — заповедник типа Серенгети. Имени этого Чамберса.
Комитет по встрече, в полном составе гарема, приставать к нам с расспросами сразу не стал. Усадили, накормили, напоили.
А как мы поели, так и началось.
Взрыв нескольких гранат разом был хорошо слышен, всего-то расстояния — меньше километра.
— Полундра! В ружье!!! — крикнул я, подхватывая разгрузку, которую снял перед приемом пищи.
Что рвануло, я знал. Это наша с Таней растяжка сработала. Не найдя наших преследователей, мы с Бисянкой, очухавшись от самодеятельной смехопанорамы «с медведем на юру», в местности, где нас было вполне реально «срисовать» незаметно с приличного расстояния, покинули гостеприимный увал и двинулись по своим же следам обратно. Дальше идти резона не было. И так слишком далеко забрались от автобуса.
По дороге Тане пришла идея о том, что нашим преследователям нет никакой надобности бегать вокруг да около наших следов, так хорошо видимых с водительского места автомобиля: и ветки обломаны, и кусты примяты, и кора с деревьев стесана. Даже человек, совсем не знакомый с практикой следопытства, сразу поймет, что к чему. Оторваться мы можем только на крепком грунте, да и там следы остаются, даже на камнях. Автобус тяжелый, и колею от него местами никак не спрятать. Только трава, которая снова поднимется, может хоть как-то прикрыть следы нашего бегства. А тут с открытыми местами не очень.
