Мальчик нерешительно посмотрел на чашу.
– Что это?
– Кашица из семян чардрева.
Брану было тошно даже на неё смотреть. Красные прожилки – это, скорее всего, лишь сок чардрева, предположил Бран, но в свете факелов они выглядели совсем как кровь. Он окунул ложку в кашицу и засомневался.
– Это сделает меня древовидцем?
– Твоя кровь делает тебя древовидцем, – ответил лорд Бринден. – А это поможет пробудить твой дар и обвенчает тебя с деревьями.
Бран не хотел жениться на дереве… но кто ещё захочет выйти замуж за сломанного мальчика вроде него?
Он стал есть.
Было горько, но не так горько, как желудёвая каша. Первая ложка пошла с трудом. Его едва не стошнило. Вторая была приятнее. Третья показалась почти вкусной. Остальное он съел с жадностью. Почему он считал её горькой? У неё был вкус меда, свежего снега, перца, корицы и последнего поцелуя матери. Пустая чашка выскользнула из его пальцев и стукнулась о пол пещеры.
– Я не чувствую никакой разницы. Что будет дальше?
Листочек коснулась его ладони.
– Деревья научат тебя. Деревья помнят.
Она подняла руку, и поющие принялись тушить в пещере факелы один за другим. Темнота сгущалась и подползала к ним.
– Закрой глаза, – сказала трёхглазая ворона. – Выскользни из своей шкуры, как ты делаешь, когда соединяешься с Лето. Но в этот раз войди в корни. Следуй за ними к поверхности земли, к деревьям на вершине холма, и расскажи мне, что ты увидишь.
Бран закрыл глаза и выскользнул из своего тела.
Потом он неожиданно оказался дома.
На камне у глубокого чёрного пруда в богороще сидел лорд Эддард Старк, вокруг него, словно старческие скрюченные руки, росли бледные корни сердце-древа. Лорд Эддард чистил промасленной тряпицей лежавший у него на коленях двуручный меч Лёд.
–
Его отец поднял глаза.
– Кто здесь? – спросил он, оборачиваясь... и Бран, испугавшись, отступил. Отец, чёрный пруд и богороща растворились, и он вновь оказался в той же пещере, бледные толстые корни чардрева обнимали его, как мать обнимает свое дитя. Перед ним вспыхнул факел.
– Расскажи нам, что ты видел.
Издали Листочек выглядела похожей на девочку не старше Брана или одной из его сестер. Она утверждала, что прожила уже две сотни лет.
У Брана сильно пересохло в горле. Он сглотнул.
– Винтерфелл. Я вернулся в Винтерфелл. Я видел отца. Он не мёртв, не мёртв, я видел его, он возвратился в Винтерфелл, он всё ещё жив.
– Нет, – ответила Листочек. – Его больше нет, мальчик. Не пытайся вернуть его к жизни.
– Но я его
Бран чувствовал, как твёрдое дерево давит ему на щёку.
– Он чистил Лёд.
– Ты видел то, что хотел увидеть. Твоё сердце тоскует по отцу и по дому, поэтому ты и видел это.
– Человек должен научиться смотреть прежде, чем сможет что-то разглядеть, – сказал лорд Бринден. – Ты видел тени прошлого, Бран. Ты смотрел глазами сердце-древа в твоей богороще. Время для деревьев идет не так, как для людей. Солнце, земля и вода, а не дни, годы или столетия – вот что понимает чардрево. Для людей время – это река. Мы все захвачены её течением, несёмся из прошлого в настоящее – всегда в одном направлении. Жизнь деревьев иная. Они пускают корни, растут и гибнут в одном и том же месте, и эта река их не двигает. Дуб становится желудем, желудь – дубом. А чардрево… тысяча человеческих лет для него всего лишь миг, и сквозь эти врата мы с тобой можем заглянуть в прошлое.
– Но, – произнёс Бран, – он слышал меня.
– Он слышал шёпот ветра, шелест листьев. Ты не можешь с ним поговорить, попробуй, если хочешь. Я знаю. У меня есть свои призраки. Брат, которого я любил, брат, которого я ненавидел, женщина, которую я желал. Я всё ещё вижу их через деревья, но ни одно моё слово не достигло их ушей. Прошлое остаётся прошлым. Мы можем извлекать из него уроки, но не можем его изменить.
– Я увижу отца снова?
– Когда овладеешь своим даром, сможешь смотреть куда захочешь и видеть то, что видели деревья, будь это вчера, в прошлом году или тысячу веков назад. Люди проживают свои жизни в плену бесконечного настоящего, между туманом памяти и морем теней, которое есть всё, что мы знаем о днях грядущих. Некоторые мотыльки живут один день, но им это малое время, должно быть, кажется таким же долгим, как годы и десятилетия для нас. Дуб может прожить три сотни лет, красное дерево – три тысячи. Чардрево живёт вечно, если его не трогать. Для него времена года проходят, как взмах крыла мотылька, и прошлое, настоящее и будущее едины. И ты сможешь видеть не только свою богорощу. Поющие вырезают глаза на своих сердце-древах, чтобы пробудить их, и это первые глаза, которыми учится пользоваться древовидец… но когда-нибудь ты сможешь видеть далеко за пределы видимости деревьев.
– Когда? – захотелось знать Брану.
– Через год или три, или десять. Этого я не видел. Со временем это случится, я обещаю. Но теперь я устал, и меня зовут деревья. Мы продолжим завтра.
Ходор отнес Брана назад, в его комнату, тихо бормоча «Ходор», а Листочек шла впереди с факелом в руке.
Мальчик надеялся, что встретит Миру и Жойена, и он сможет рассказать им о том, что видел, но их уютное жилище в скале было холодным и пустым. Ходор опустил Брана на постель, укрыл мехами и разжёг костёр.
Глядя на огонь, Бран решил, что не заснёт до возвращения Миры. Наверняка Жойен будет недоволен, но Мира за него порадуется. Он не помнил, как закрыл глаза.
… Но потом каким-то образом он снова вернулся в Винтерфелл, в богорощу. Бран смотрел сверху вниз на отца. В этот раз лорд Эддард казался намного моложе. Его волосы были каштановыми, в них не было и намёка на седину; он склонил свою голову.
– Пусть они растут близкими, как братья. Пусть между ними будет только любовь, – молил он, – и путь моя леди-жена найдёт в своем сердце силы простить…
– Отец, – голос Брана был шёпотом ветра, шелестом листьев. – Отец, это я. Это Бран. Брандон.
Эддард Старк поднял голову и, нахмурившись, долго смотрел на чардрево, но не сказал ни слова.
Эддард Старк продолжил молиться. Бран почувствовал, как его глаза наполнились слезами. Но были это его слёзы или слёзы чардрева?
Остальные слова его отца потонули во внезапном стуке дерева о дерево. Эддард Старк растворился, как туман в лучах утреннего солнца. Теперь в богороще плясали двое детей, крича друг на друга, сражаясь сломанными ветками. Девочка была старше и выше.