Сазан, вызвоненный директорским сыном в самом начале заварушки, поспел к шапочному разбору. Протолкавшись вместе с Мишкой сквозь толпу потрясенных соседок, он еще успел увидеть носилки, покрытые белой простыней, и свесившуюся с них кисть руки с толстым золотым кольцом на среднем пальце. Потом кто-то из собровцев в маске стянул с пальца гайку, носилки затолкнули в «скорую», и она медленно тронулась, оглашая окрестности душераздирающим воем сирены.
Аэродром Рыково остался без «крыши».
В половине пятого вечера Сазан с Мишей Ивкиным подъехали к зданию аэровокзала и поднялись на второй этаж, туда, где за матовой дверью, перегороженной железной решеточкой, изнывали по летней жаре работники предприятия «Рыково-АВИА».
В стенах фирмы царил подобающий случаю переполох. Директор Ивкин сидел в своем кабинете в том самом виде, про который говорят: «На нем лица нет». Галстука на директоре не было тоже.
Он торчал из-за необъятного Т-образного стола, как крошечная «сессна» на взлетной полосе, пригодной для аэробуса. Наискосок от него, в синей форменной рубашке и полотняных брюках, сидел еще один человек, видимо, заместитель или иной подчиненный.
– Ну так как? – спросил Сазан. – Кто стоит за Кагасовым? Почему СТК заказала тебя? Кто они такие, чтобы замочить Шило?
Директор только пучил безумные глаза.
– Что вы несете, – внезапно возмутился заместитель, – при чем тут Шило? Это просто трагическое совпадение! И вообще – кто вы такой?
– Конечно, совпадение, – усмехнулся Сазан, сначала в тачку директора палят из «калаша», на следующий день он спускает в унитаз доверенность СТК, а еще через день аэропорт лишается «крыши»! Три бомбы в одну воронку! Правильно мне говорил Шило, что в этом деле одни несообразности!
Дверь кабинета распахнулась, и в ней показалась целая куча народа. Первым стоял молодой еще парень. Водоизмещением парень мог поспорить с небольшой шхуной и возвышался над Валерием Нестеренко по крайней мере на голову. Бугорчатые плечи размером с колесо «БелАЗа» венчала цилиндрообразная голова с глазками-пуговками.
– Ты кто такой? – спросил парень. Нестеренко прищурился:
– Мы встречались. У Рябого.
Сазан не помнил ни погоняла парня, ни имени, помнил только, что год назад он был одним из помощников Шила. Один его вид наводил ужас на кредиторов: и те из них, кто получил классическое образование, при виде парня немедленно вспоминали о славных плодах брака Урана и Геи, сторуких и пятидесятиглавых гекатонхейрах. Те же, кто про гекатонхейров ничего не знал, зато смотрел фильм про Терминатора, немедленно вспоминали наиболее впечатляющие кадры из фильма. Впрочем, и те и другие сходились в одном – количество мозгов в голове у циклопа было явно обратно пропорционально количеству мускулов.
– Вспомнил, – сказал простой российский Полифем. – Ты что здесь ловишь, рыбка Сазан? Это мой пруд, понял? Плыви в другое место.
– Твой? Я думал, это местечко Шила.
– Шило – покойник. Это моя делянка, понял?
– Глубокое наблюдение, – согласился Сазан, – раньше аэропорт принадлежал Шилу, но теперь он покойник, и аэропорт принадлежит тебе. Это как, завещанием оформлено, или мэр здешний издал соответствующее распоряжение?
Сразу несколько человек, вошедших в кабинет вслед за преемником Шила, резко вздохнули. Тон Сазана и интонация, с которой была произнесена фраза: «Но теперь он покойник», не оставляли сомнения в том, что имел в виду залетный бандит:
По меньшей мере он намекал, что новоявленному рыковскому царьку смерть его предшественника была выгодна.
– Ты что брешешь? – начал парень. Сазан внезапно вспомнил его кличку, весьма, надо сказать, конгруэнтную, – Голем, – да я тебя…
Он двинулся к Сазану, и паркет под ним угрожающе крякнул. Видимо, грузоподъемность паркета была сильно ограничена.
– Нет! Не в моем кабинете!
Это кричал Ивкин. Покрасневший, грузный, он поднялся из кресла и теперь стоял, растерянно опираясь на необъятный простор стола. Толстые, как сосиски, пальцы скребли по полированной поверхности.
Голем обернулся куда стремительнее, чем можно было ожидать, глядя на его габариты.
– А ты молчи, чмо летучее! – рявкнул он. – Расчирикался, козел!
Директор сделался красным, как помидор. Ресницы его дрогнули, раз, другой.
– Пожалуйста, Валерий Игоревич, – умоляющим голосом произнес он. – Я вам очень благодарен за то, что вы сделали для моего сына, но я вас прошу не вмешиваться…
Сазан был в глубине души безмерно признателен Ивкину. «Чмо» и «козел», которым только что наградил директора его новый опекун, явно предназначались Сазану; и, если бы эти слова были произнесены, у Сазана не было бы другой возможности, как требовать от Голема причитающейся за такие слова сатисфакции. Но благодаря нежданному вмешательству директора глотка Голема, уже заряженная бранью, стрельнула в другом направлении.
– А я и не собирался вмешиваться, – сказал Сазан. – У меня, знаете ли, еще крыша не съехала, чтобы лезть поперек людей, которые могут устроить то, что сегодня устроили с Шилом. Так что я с удовольствием понаблюдаю за спектаклем из партера.
Развел руками и пошел к выходу из кабинета. Спутники Голема молча потеснились, пропуская откланявшегося визитера
