неподалеку от Сущевки.
Воронков посерел.
– Господи! Он…
– Он жив и здоров. В «мазде» был его сын, который взял машину покататься за пять минут до вашего звонка. И подружка сына. Одноклассница.
Воронков закрыл глаза и не шевелился.
– Какой ужас, – сказал он тихо. – Какой ужас…
Либо этот пожилой, невзрачный чиновник, некогда получивший, в силу безупречного классового происхождения и партийной активности, заветное для советских пилотов право летать за рубеж, был превосходным актером, либо он действительно был потрясен.
– Понимаю, – пробормотал он, – вы из милиции…
– У нас что, только милиция занимается заказными убийствами? – с непонятной чиновнику иронией спросил Сазан.
– Ах да, конечно. Вы из ФСБ. Вы, стало быть, полагаете, что наша служба как-то заинтересована…
– Почему ваша служба должна быть заинтересована в убийстве Ивкина? – немедленно спросил Сазан.
– Но это абсурд. Мы – правительственное учреждение. Мы и так его снимем. Это неизбежно, он напрасно упирается… Поверьте, этот вопрос не от меня зависит, Виталий Моисеевич хороший директор и прекрасный человек, но если уж решено, что Кагасов лучше… Я что?
– Так почему ты решил поговорить с ним поздно ночью?
– Но поймите! Это был просто дружеский разговор! У Вити были испорчены отношения с СТК, с Сергеем Станиславовичем, с Васючицем, со всеми… Я единственный, кто мог неформально поговорить с ним. Попросить его не делать глупостей…
– А он?
– Он был вне себя. Угрожал мне какими-то бандитами, кричал, что сорвет собрание…
– Долг требовал обратно…
– А?
– Ведь ты ему должен? Так? Петр Алексеевич опустил глаза.
– Да…
– Сколько?
– Когда началась вся эта перестройка, мы попытались создать чартерную авиакомпанию. У Вити тогда было много денег, я взял пятьдесят тысяч. Долларов, разумеется. У нас ничего не вышло, предприятие прогорело, а тут как раз организовали Службу… Я пошел в нее – заместителем начальника управления.
– А долг?
– Витя не просил его вернуть. Его устраивало, что в Службе есть человек, который ему должен. Да и откуда я бы сейчас взял такие деньги?
Сазан внимательно посмотрел на своего собеседника. На белой его рубашке, тщательно отглаженной, но явно не новой, под мышками проступали несмываемые желтоватые пятна пота, пальцы, поросшие редкими волосками, слегка дрожали, и вся физиономия бывшего пилота была отмечена той каиновой печатью униженности и оскорбленности, которая так часто отмечает лица бедных чиновников российских федеральных учреждений. Если этот человек и брал взятки, а это наверняка, то пятьсот долларов были его потолок. Большего его подпись не стоила.
– А когда он рассорился с вашей Службой, то потребовал деньги обратно?
– Не совсем так. Но он сказал, что если его выгонят из директоров, то мне придется отдать деньги. Что это в моих интересах, чтобы он оставался в аэропорту…
– И тогда ты решил, что нанять киллера за пять штук – это дешевле, чем отдать пятьдесят штук долгу?
Лицо Воронкова стало белым, как гриб шампиньон.
– Что?
– Что слышал. Ты ему позвонил – но ты никак не рассчитывал, что он доедет до твоего дома.
– Но это абсурд! Мой телефон мог прослушиваться. Его телефон мог прослушиваться.
– Да. Мог, – сказал Сазан. – Но если бы убийцы действовали на основании подслушанного телефонного разговора, то они бы действовали после того, как разговор был подслушан. А мальчик уехал из дома до твоего звонка. Пять штук на киллера у тебя было. Пятидесяти штук для должника у тебя не было.
А проблема заключается в том, что за пять штук в Москве можно нанять только абсолютное дерьмо, которое ты и нанял. И дерьмо провалило работу, поскольку, во-первых, обозналось в темноте, а во-вторых, эти отморозки подстрелили еще одну тачку. Мою.
Так что с тебя двадцать штук на ремонт и двадцать штук пеней и штрафов. Въехал? Через два дня позвонишь вот на эту трубку и узнаешь, куда принести деньги. Не позвонишь – я тебе наглядно объясню, какого класса должен быть киллер. Диспозиция ясная?
Воронков хватал ртом воздух.
– Я не… Не я… Сазан поднялся.
