определитель номера.
Глава 13
Вопреки очевидной, казалось бы, победе, Семен Семенович Колунов не стал брать штурмом химический комбинат «Заря». Никто не знал, было ли это условием мира, заключенного с губернатором, или Семен Семеныч имел какие-то свои планы, — так или иначе, через неделю должно было состояться заседание арбитражного суда, которое должно было решить, кто именно станет новым временным управляющим предприятия, и предпринимать боевые действия перед заседанием было весьма глупо.
Предвыборный рейтинг губернатора тем временем заколебался и, действительно, слегка пополз вверх, но вовсе не такими темпами, как обещал Семен Колунов.
Во— первых, травля «Зари» продолжалась и популярности Жечкову не прибавляла. Во-вторых, многие главы администраций и директора предприятий, единожды выступив против Жечкова, теперь боялись последующих репрессий и более-менее держались прежней линии поведения. И в-третьих, кандидат оппозиции Афанасий Борщак внезапно заявил о себе как достаточно ловкий и циничный политик. Без устали Борщак объезжал села и городки Тарска, собирал тысячные митинги, на которых кратко, но пламенно рассказывал о нищете области и клеймил реформаторов, и его свита разбрасывала за ним отпечатанные двухмиллионным тиражом листовки, в которых повествовалось о безобразиях нынешнего губернатора.
Колун велел сделать строгое внушение одному из глав администраций, и у того сгорела дача. В ответ глава администрации совсем взбеленился и принялся чехвостить Жечкова на всех перекрестках, друзья его и знакомые вознегодовали, задавшись простым вопросом: если эдакие штуки происходят до выборов, то что же получится, когда губернатор с Колуном останутся единственными хозяевами в области? Губернатору ничего не осталось, как заявить, что глава районной администрации (которому тоже предстояло избираться) поджег свою дачку сам, дешевой ради популярности, да кто ж этому поверил?
На свете есть единственное лекарство от падения рейтинга, и это — деньги. На самом деле пяти или шести миллионов долларов загодя хватило бы, чтобы избрать в губернаторы Жечкова, Борщака, Пупкина, и даже обезьяну, буде обезьяна получит паспорт и зарегистрирует свою кандидатуру. Но в том-то и дело, что ошеломляющих средств у Жечкова не было. Колун и «Заря» были примерно равны по объемам тех средств, которые они могли выделить на кампанию. Прочие предприятия продолжали уклоняться как от налогов, так и от предвыборной дани, ничуть не ссорясь с Жечковым, а просто давая понять: вот, мол, изберут тебя, и мы будем дружить. Не изберут — будем дружить с тем, кто на твоем месте. А трогать нас лучше не надо, только сам себе все испортишь…
Если бы деньги дала «Ланка-Гештальт», в момент рейтинг Борщака сдох бы, как воздушный шарик. Но «Ланка» вела себя, как и все буржуи, донельзя глупо: хныкала, что ее обокрали, просила поделиться «Зарей» и без «Зари» денег не давала. Словом, одновременно и не хотела мараться в российской грязи, и надеялась, что кто-то для нее и забесплатно в эту грязь полезет. Желающих не находилось, и «Ланка», вместо помощи, только мешала рейтингам: оппозиция то и дело кричала, что губернатор снюхался с буржуями, которые хотят опустить лучший в области завод.
За два дня до заседания арбитражного суда на завод очередной раз заявилась налоговая полиция в лице двух улыбающихся крепышей. Крепышам, разумеется, отказали в допуске в бухгалтерию, и крепыши совсем уже было собрались вызывать товарищей в масках, когда в кабинете главбуха появился безукоризненно учтивый Валерий Нестеренко. Нестеренко полюбопытствовал, на основании чего ребята здесь находятся, и ребята сказали, что им велело начальство.
— Прянишникова знаете? — хмуро спросил Валерий.
Прянишников был начальником областного управления ФСНП -Федеральной службы налоговой полиции.
— Знаем, — хором ответили крепыши.
— Ну так позвоните ему, — порекомендовал Нестеренко.
— Мы не знаем телефона, — сказали крепыши. Валерий, пожав плечами, взял телефон, набрал прямой номер Прянишникова и пожаловался:
— Александр Анатольич? Это Нестеренко. Я прямо с завода говорю, тут у нас сидят двое, вашего телефона не знают… Кто? Симако и Беленьков… Все… даю трубку…
Валерий безмолвно протянул трубку старшему из крепышей и нажал на громкую связь. Из аппарата рявкнуло:
— Симако? Так, ноги в руки и быстренько ко мне…
Крепыши сбледнули с лица и отбыли из кабинета. Гаибов из-за стола смотрел на Валерия с задумчивым восхищением.
За время, прошедшее с момента приостановления процедуры банкротства до нового арбитражного разбирательства, люди Нестеренко сделались на заводе буквально необходимы.
Куда бы ни ездили Санычев, Гаибов или Чердынский — за машиной их неизменно катился черный джип с московским номером. Нестеренко присутствовал в кабинете Санычева на всех разборках, учиняемых энергетиками и кредиторами.
Председатель дорожного фонда, считавшийся человеком, близким Семке Колуну, к удивлению Санычева, согласился с отсрочкой платежей в дорожный фонд после того, как поговорил с Нестеренко.
Начальник местного ГАИ, зять Молодарчука, остановил машину Санычева, нашел на заднем сиденье невесть откуда взявшийся пистолет и завел уголовное дело, — но после беседы с Нестеренко дело как-то само собой зависло.
Год назад, вскоре после выборов депутатов, областная Дума приняла постановление, по которому каждое предприятие, в ведении которого находилось медицинское учреждение, могло тратить деньги, причитающиеся в фонд социального страхования, на финансирование научных работ, ведущихся в Институте микробиологии, принадлежавшем «Заре» и находившемся через дорогу от оной. Предприятия очень охотно финансировали институт, так как было хорошо известно, что в случае перечисления этих денег пятьдесят процентов тут же откатывается предприятию налом. Отменить закона губернатор не мог, однако дал понять большинству предприятий, что более не считает данную схему справедливой и незазорной.
Многие предприниматели перестали платить институту, однако после беседы с Валерием Нестеренко снова поменяли точку зрения.
Словом, неформальный долг фармкомбината «Заря» перед Валерой Нестеренко рос с каждым днем, и генеральному директору завода было даже страшно представить себе, что может Нестеренко потребовать взамен.
Накануне арбитража, когда судья Гланская, назначенная вести дело фармзавода, вышла из деревянного двухэтажного зданыша, где размещался арбитражный суд Тарской области, она увидела у обледеневшего тротуара роскошную иномарку. Дверь иномарки распахнулась, и из нее вышел хорошо одетый молодой человек в кожаном плаще.
— Добрый вечер, Елена Петровна, — сказал молодой человек, наклоняясь и целуя ручку судье, — меня зовут Валера Нестеренко. Нельзя ли переговорить?
Елена Петровна оглянулась и увидела, что из подкатившего следом джипа тоже вылезли несколько ребят, и что стоят эти ребята по стойке «вольно», полностью, однако, перекрывая и отступление к подъезду суда, и оба конца тротуара.
Елена Петровна покровительственно кивнула седеющей головой и села на заднее сиденье иномарки.
Утро 27 марта — день арбитражного разбирательства — выдалось необыкновенно яркое и холодное. Суд был назначен на десять утра, и уже в половине восьмого Демьян Санычев, привыкший сызмальства вставать с солнцем, сидел на кухне в своем особняке и с какой-то печальной улыбкой наблюдал за хлопочущей по хозяйству Викой.
На освещенном солнцем столе стояли хрустальные вазочки с медом и джемом, и на стопке тонких кружевных блинов таяло белое масло. Виктория Львовна возилась у плиты, допекая последние блинчики, и тут же, справа от нее, на белоснежной эмалевой конфорке посвистывал красный с черным носиком чайник.
Наконец Виктория Львовна покончила с блинами, накрыла их фарфоровой мисочкой, села к столу и