соратникам, укрывшимся в тени под дверным козырьком.
Ринда не стала возражать женщине-зентиларке, а просто поспешила к своему дому, невольно посылая Кайрику мысленную благодарность за то, что даровал ей полоску на рукав, – за последние три дня эта кожаная повязка не раз спасала ей жизнь.
Тут на улицу с грохотом выкатила повозка, запряженная лошадью, и Ринде пришлось посторониться. Повозка проехала чуть дальше и остановилась по соседству от ее дверей. Возница соскочил на булыжную мостовую рядом с тем местом, где в канаве валялся труп, в котором Ринда с печалью узнала Джоула, ремесленника. Одежда на нем была изорвана в клочья в какой-то жестокой драке, одна рука висела почти отрубленная у запястья, а буква «Е», выжженная на распухшем лице, свидетельствовала о его преступлении и причине смерти – ересь.
– Что-то не верится, – пробормотала Ринда.
Когда-то, еще до того как Церковь Кайрика захватила всю власть в городе, она слышала, как ремесленник говорил, что не различил бы богов, даже если бы они все уселись в ряд за большим столом в «Змеином оке», чтобы сыграть с ним в кости. Ему было все равно кому поклоняться, лишь бы заказчик был доволен.
Ринда бросила взгляд на окно мастерской ремесленника и увидела, что сын Джоула наблюдает за тем, как бесцеремонно грузят в повозку труп. Мальчишка ненавидел своего отца – это не было секретом для соседей. И по примеру многих жителей Твердыни он использовал безумную охоту Церкви на еретиков как предлог для убийства. Огонь в костре, разожженном для Первого Послушания, требовалось поддерживать непрерывным потоком трупов. Откуда брались тела – значения не имело, лишь бы на них стояло клеймо «Е». Неудивительно, что еретики плодились как амбарные мыши, с того дня как прозвучали речи Темных Оракулов.
За три дня Зентильская Твердыня превратилась в мрачное подобие Кайрикова царства в Гадесе – по крайней мере, она стала очень похожа на Город Раздоров, описанный в «Кайринишаде». Принц Лжи продиктовал последнюю главу проклятого тома за несколько часов до того, как ожили храмовые статуи. В этой главе он описывал свое представление о мире, где не будет других богов. Последняя часть «Кайринишада» лучше других отпечаталась в памяти Ринды каждым своим леденящим душу словом:
«Цепи Лицемерия падут, и человек будет волен действовать, подчиняясь своим инстинктам, самым надежным подсказчикам в этом мире отчаяния и раздора. Тюрьма о четырех стенах – Чести, Верности, Человеколюбия и Жертвенности – падет от меча Своекорыстия и жезла Жадности. Даже сейчас воины, которые прибегают к этому оружию и умело им владеют недрогнувшей рукой, одерживают победы над всеми остальными. Сбросив оковы Праведности, все люди окажутся на одном поле битвы и смогут свободно кроить свою собственную судьбу из тонкой ткани жизни.
Города воспылают, и реки станут алыми от крови тех глупцов, кто не поймет этой правды. Костры, где будут гореть неверующие, окрасят небо в желтый цвет своим мерзким дымом, и ветер разнесет по всему земному шару зловоние смерти. Но те, кто последует за мной, построят на руинах новые города, где каждый сможет стать королем – если у него хватит смелости взяться за меч и поднять его на ближнего, потребовав все, что есть в этом мире…»
Хотя зверское полотно, сотканное Кайриком, не давало Ринде покоя, она постаралась отстраниться от мерзкой картины, твердо веря, что цивилизацию так легко не сломить. В конце концов, она сама пошла против бога Смерти. Были и другие, кто противостоял Кайрику, – в царствах смертных и бессмертных. Как только им удастся распространить «Истинное жизнеописание Кайрика», то, возможно, многие слетятся под знамя Правды и Свободы.
Открывая входную дверь, девушка размышляла, как Огм задумал поступить с «Истинным жизнеописанием». Этот том тоже был закончен в День Темных Оракулов.
Однако, увидев в комнате двух нежданных гостей, Ринда постаралась загнать все мысли о боге Знаний и его священной книге в самый дальний уголок своего сознания.
– Дорогая моя, – сказал Кайрик, – у тебя такой вид, словно ты столкнулась с привидением. – Он бросил взгляд через плечо. – Только не говори, что кто-то из моих слуг увязался за мной из дому.
– Н-н-нет, Ваше Великолепие, – заикаясь, проговорила Ринда, напустив на себя вид безропотной туповатой служанки, в которую она превращалась каждый раз в присутствии Кайрика. – Просто… хм, убили моего соседа… то есть его клеймили как еретика и…
– Да, ремесленника, – нараспев произнес Принц Лжи. – Его сын – образцовый гражданин, ты не согласна? – Он отмахнулся, не дожидаясь ответа. – Конечно, согласна. А вообще-то тебе не стоило бы удивляться при виде людей в своей комнате, ты ведь все время оставляешь дверь незапертой, да еще в таком районе.
– Да, мне уже говорили, – тупо ответила Ринда.
Бог Смерти повернулся к своему спутнику:
– Я не разрешал тебе прекращать чтение, Физул.
Рыжеволосый священник посмотрел на Ринду, и она увидела, что его рот дергается от страха. Он сидел за столом перед раскрытым томом. Лампа сбоку отбрасывала длинные тени на его лицо, скрывая глаза и губы темными полосами.
– Эта женщина заслуживает объясне…
Кайрик ударил Физула Сокрушителем Богов, словно это был не меч, а указка, а сам он строгий лектор при храмовой школе.
– Я сам решу, чего заслуживает эта женщина, – процедил он.
– Иллюстраторы и переплетчики уже закончили твою книгу? – спросила Ринда. Девушка так и не переступила порога, пребывая в нерешительности, но потом поняла, что бежать глупо, закрыла за собой дверь и прошла в комнату.
– Это и твоя книга тоже, моя дорогая, – сказал Принц Лжи. – Ты права, она уже закончена. Когда ты поставила последнюю точку, я тотчас засадил за работу остальных мастеров. – Он злобно улыбнулся. – Просто я сейчас исполняю давнишнее обещание, данное Физулу, – предоставляю ему возможность первому из смертных прочитать законченный вариант.
– Первому из смертных? – переспросила Ринда, сбрасывая с плеч накидку, которая небрежно упала на пол. – Значит ли это, что вы ее уже прочитали?
