древних факелов, вся комната осветилась их красноватым светом.
Магда посмотрела вверх, и увидела уходящие к самому потолку ряды факелов.
– Комната Тысячи Факелов, – с благоговением прошептала она. – Та самая, где Кульчик сражался со стражами Ворот.
Она огляделась по сторонам и добавила со странным разочарованием в голосе:
– Теперь здесь, правда, нет никаких стражников…
Действительно, ближе к центру комнаты валялись груды выбеленных временем костей, которые перемешались с полусгнившими остатками массивных деревянных столов. Кости уже были полузасыпаны разным мусором, осыпавшимся с потолка, скрыты истлевшей плотью. При виде этой картины Магда почувствовала сильнейшее отвращение, в то время как Азраэля останки притягивали к себе, как огни таверны влекут горького пьяницу. Он забрался в самую середину отвратительной кучи и выкопал хрупкую бедренную кость. Внимательно осмотрев ее, он сделал свое заключение.
– Человеческая… мужская… не слишком старая… – бормотал он, вертя кость в своих волосатых лапах. Обнюхав кость, он осторожно куснул ее за конец. Раздался громкий треск, и Азраэль принялся с хрустом жевать, широко открывая пасть, перед тем как откусить еще кусок.
– Тьфу! – заметил он. – Слишком долго лежала. Внутри не осталось никакого мозга…
Сот не обращал на своих спутников никакого внимания. Он обходил комнату по периметру, внимательно исследуя стены, часто прикасаясь к ним своей рукой в кольчужной перчатке. Повсюду был лишь твердый, холодный камень. В одном месте рыцарь остановился, чтобы исследовать длинную, прямую трещину в каменной кладке, однако когда она оказалась просто результатом какого-то давнего землетрясения, он разочарованно пошел дальше.
Магда и Азраэль в это время были заняты исследованием других предметов, находящихся в комнате, – склада древних ржавых мечей, который обнаружила Магда, а также более свежих костей, которые почуял своим острым обонянием оборотень. Ни гном, ни вистани не заметили зловещих глаз, которые чуть приоткрылись прямо под их ногами на замусоренном полу. Один, два, пять глаз смахнули с век засыпавший их мусор и уставились снизу вверх на непрошеных гостей.
– Ух ты! Взгляни на это!
Удивительное открытие заставило Магду взвизгнуть от восторга, а губы ее сами собой разъехались в счастливой улыбке. Отшвырнув в сторону сломанный меч, столь же древний, как и замок Страда, вистани подняла с пола узловатую деревянную дубинку. Она была короткой, всего лишь с предплечье цыганки, однако ее круглый и тяжелый набалдашник был величиной с кулак самого Сота.
– Палица! Она очень старая. Как ты думаешь, может она быть…
– Здесь ничего нет! – крикнул им Сот с противоположного конца комнаты. – Никаких ворот. Никакой другой двери, кроме той, через которую мы вошли.
Азраэль выронил из лап пробитый череп, который он подбрасывал и ловил, и преданно взглянул на Сота.
– Возможно, я мог бы помочь вам в поисках, могущественный лорд. Как вы знаете, мои чувства довольно остры, особенно в этом обличий.
Но как только оборотень отошел от разбросанных костей, большая куча мусора, которая отделяла его от Рыцаря Смерти, зашевелилась. Грязь и разный сор осыпались вниз, обнажая подлинную форму и размеры невиданного существа, которое все это время пряталось под останками.
Это был мутно-серый студенистый шар с шелковистой поверхностью, который непрерывно менял форму, слегка дрожа. Вокруг него извивались тонкие гибкие щупальца, которые то исчезали, то появлялись вновь с другой стороны. У существа не было лица как такового, хотя оно обладало чертами множества и множества лиц.
Две сотни глаз – широко открытых и полускрытых тяжелыми веками – покрывали все тело чудовища. Только некоторые из них пристально смотрели на потрясенную троицу. Остальные оглядывали комнату или беспокойно пялились в темноту коридора, словно ожидая появления новых врагов. Между глазами шевелили губами, гримасничали, облизывались десятки и десятки ртов. Одновременно они изображали самые разные эмоции, часто противоречащие одна другой. Например, один рот мог приоткрыться в голодном оскале, вывалив черный язык между заостренными нижними клыками, в то время как соседний с ним рот изгибался в приветливой улыбке, а третий – на расстоянии ладони от первых двух, раскрылся в бессмысленной идиотской усмешке, а по отвисшей нижней губе стекала блестящая слюна.
И все эти рты издавали какие-то звуки, не переставая бормоча проклятья, угрозы, взвизгивая, хохоча, разражаясь резкими обличительными монологами или мольбами. Каменные стены отражали поток звуков, удваивая его снова и снова, так что Азраэль, бывший ближе остальных к чудовищу, вскинул руки к голове, зажимая уши. Его полузвериное лицо исказилось от боли, но он остался стоять на месте, словно прирос к земле.
Голоса звали гнома к себе. Врываясь в его мозг, они будили его самые потаенные страхи и самые дорогие мечты. Сквозь дымку невыносимой боли в его сознании вспыхивали один за другим самые сокровенные образы.
Азраэль посмотрел на свои окровавленные руки и улыбнулся. Это была кровь его брата, а может быть – кровь матери. Он не мог больше ничего сказать наверняка: все совершенные им убийства перемешались в его памяти. Тот факт, что предсмертные вопли всех его родичей были удивительно похожи друг на друга, не прояснил его сознания. Он только задумался, будет ли его последний крик столь же похож на вопли остальных.
Без всякого предупреждения дверь рухнула внутрь, забросав весь пол скромного гномьего жилища обломками подгнившего дерева. Азраэль бросил взгляд на труп своего брата – шея его была сломана, лицо покрыто запекшейся кровью. Затем он увидел начальника полиции поселка, стоявшего в дверном проеме. Располневший полицкара застыл в совершеннейшем шоке, лишь его челюсти слегка дрожали от страха, а может быть, и от гнева. В тот же миг Азраэль почувствовал внутри себя прилив энергии и сил. Как молния он пронесся мимо остолбеневшего констебля.
Он был свободен! Мчась через дворик принадлежавшего его семье дома, гном чувствовал, как лицо его овевает прохладный воздух подземного города. Повсюду занимались своими делами остальные гномы, и в ушах его непрерывно звучали удары молота по железу или резца по камню. Сильнейшее отвращение к обитателям Ремесленного квартала – безвольным лакеям и унылым труженикам, какими были и члены его
