Террелу на помощь, хотя он и вынужден был признать свое поражение.
Сейчас, оглядываясь назад, он понял, что неспособность разыскать дорогую для Дарси вещь загнала его на бегущую вниз дорожку. Следующий шаг в этом направлении он сделал, когда позволил Морин на второй день закрыть перед ним двери своего дома. Сложив руки на груди, Морин стояла в вестибюле и угрожала выгнать его силой, если он не подчинится ей. Эйден рассвирепел, но ради Дарси решил не устраивать сцены в доме, где находилась покойная мать девушки.
На самом краю пропасти он оказался вечером того же дня, когда в отель ему доставили большую посылку. В ней оказалось то самое платье Дарси, в котором она была в театре, драгоценное ожерелье из бриллиантов с изумрудами и серьги. Записка, сопровождавшая посылку, была написана рукой Морин. В нескольких словах та сообщала ему, что Дарси больше не нуждается в подаренных им вещах.
Вторая и третья попытки повидаться с Дарси закончились так же, как и первая. Во всяком случае, ему показалось, что это произошло именно так. С тех пор он начал пить и остановился всего несколько часов назад. На похоронах надо вести себя должным образом, особенно если учесть, что он несколько раз подряд терпел неудачу.
Чувствуя за собой вину, Эйден не мог упрекать Морин в том, что она невзлюбила его. Если бы мать Дарси была сильной женщиной, то она, без сомнения, приняла бы ту же точку зрения, что и Морин. Если бы только кто-нибудь мог встать между ним и Дарси, пока не стало слишком поздно! Вместо этого он огромными шагами вошел в ее жизнь и перевернул ее вверх дном. Он забрал ее невинность и медленно, намеренно разрушал ее независимость. Он лишь делал вид, что заботится о ее гордости, а на самом деле оторвал ее от тех, кого она любила и кто в ответ любил ее. Да уж, хорош мерзавец, нечего сказать!
Это признание поразило его. Откинувшись на спинку скамьи, Террел тихо выругался. Настоящий мерзавец! Он даже на похороны пришел не для того, чтобы почтить память Мэри О'Киф, а для того, чтобы увидеться с Дарси и уговорить ее вернуться к нему и помочь ему в дальнейших поисках Джулса. Видимо, не существует дна в той пропасти, в которую он падает. Испытывая отвращение к самому себе, Эйден встал и направился к дверям собора.
Небо посерело. Террел понял, что, когда дело дойдет до последних слов поминальной молитвы «пепел к пеплу, прах к праху» и настанет время бросать на гроб пригоршни земли, польет настоящий ливень. Дарси вернется в дом О'Шонесси мокрая и дрожащая. Эйден пошел вниз по улице, думая о том, что ей лучше было бы поскорее избавиться от забот Морин. А он хотел только прижать ее к своему сердцу, и видит Бог, Дарси может даже не давать ему больше любви.
Может, разыскав Джулса, он зайдет попрощаться к ней. А потом, возможно, будет лучше оставить все как есть. Он никогда не умел извиняться. И подозревал, что Дарси не умела принимать извинения.
Эйден пообещал себе, что подумает о том, как проститься с Дарси, позднее. А пока ему необходимо было найти этого сукина сына с черным сердцем, из-за которого он не мог уехать в Чарлстаун.
Неужели Эйден вообще не может больше ничего делать правильно? Он не должен был выходить из церкви один. Он должен был стоять рядом с девушкой, держать ее за руку и внушать к себе любовь. Они должны были быть вместе, а не порознь. Чертов Эйден! И чертова эта Дарси О'Киф! Они оба слишком тупы, чтобы понимать, по каким правилам должны вести игру. Его план был безупречен и заслуживал того, чтобы они играли по нему. Но он будет терпелив. Да, именно так. Просто надо выждать некоторое время. Ему будет нелегко, но конец, который он предусмотрел, искупит все его ожидания. Рано или поздно он найдет их вместе и без свидетелей. Но за кем из них следить? Они должны быть вместе, иной исход его не устраивает. Убийство кого-то другого не принесет ему удовлетворения. Он улыбнулся. Терпение – это одна из главных добродетелей.
Стянув с рук мокрую ткань, Дарси спустила платье с бедер и бросила его в ведро, стоявшее у дверей. Ее кожа окоченела, а кости, казалось, горели. Черт бы побрал эти похороны! Черт бы побрал этот проклятый год, в который мама вздумала покончить с собой! Скинув с себя мокрую нижнюю юбку, Дарси бросила ее вслед за платьем.
Эгоисткой, вот кем была ее мать. Эгоисткой! Гнев туманил взор Дарси. И она не собиралась раскаиваться. Если ее мать оказалась настолько эгоистичной, чтобы убить себя, то она тоже будет эгоистичной и не перестанет злиться на покойницу. Это ей, Дарси, придется собирать осколки жизни матери в единое целое.
Впрочем, с горечью подумала она, не так уж много у нее будет дел. Жизнь матери стала совсем серой и неинтересной после смерти отца. Поэтому все, что осталось, тем или иным образом касалось жизни самой Дарси.
Заведя руки за спину, она взялась за шнуровку корсета. Шнуры тоже оказались мокрыми, так что ей не без труда удалось развязать узел. Выругавшись, Дарси потянула вниз сооружение из кружев и китового уса, надеясь, что ей удастся стянуть его. Можно, конечно, было дождаться горничную, однако при мысли о том, что с ней придется разговаривать, она была готова разрыдаться, поэтому продолжила борьбу с корсетом. Как жаль, что рядом нет Эйдена, подумала Дарси. Уж он-то наверняка помог бы ей.
Стиснув зубы, она сказала себе, что не имеет права на воспоминания и надежду. Идти назад нельзя, есть только дорога вперед. Вчера теперь позади. Можно шагнуть лишь в завтра, но там нет Эйдена Террела. Дарси яростно дернула шнурки и, разорвав их, с облегчением стянула корсет через бедра. Не прошло и секунды, как он присоединился к куче ее вымокшей одежды.
Дарси упала на стул, стоявший в углу комнаты, чтобы снять чулки и подвязки. Завтра... Одному Богу известно, что будет завтра. Ее взгляд упал на ночной столик, в котором лежало непрочитанное письмо матери. Возможно, теперь у нее хватит смелости прочесть его. А может, и нет, призналась себе Дарси, отводя взор. Не читая его, она могла прикидываться перед самой собой, что ничего этого не случилось. А вот если она прочитает последние слова матери, то это будет означать одно – конец. А она еще не была готова принять его.
Дарси бросила чулки через всю комнату. Один пролетел через ведро, а второй зацепился за его край. Заставив себя встать со стула, Дарси подняла упавший чулок. И тяжело вздохнула. Чего бы только она сейчас не дала за то, чтобы одеться в свои старенькие штаны, рубаху, свернуться калачиком в кресле и уснуть, не думая ни о чем. Может, это и будет завтра...
Но сейчас ей надо одеться и спуститься вниз на поминальный обед. Она должна быть приветливой и с благодарностью принимать слова соболезнования. Ей придется есть что-то, чтобы они радовались. Оставалась надежда, что она перестанет замечать окружающее и проведет вечер в полном оцепенении. Правда, она не знала, когда спасительное забытье придет к ней и когда оставит ее – оно было непредсказуемым, но после смерти отца то и дело навещало ее, помогая справиться с горем. Тогда это состояние длилось целыми днями, а сейчас ей хотелось, чтобы оно хоть на несколько часов охватило ее. Ведь когда оно проходило, Дарси чувствовала, что разум ее пугающе чист и что гнев буквально кипит в ней. Ей становилось трудно скрывать его от окружающих, но она знала, что кто-нибудь, заметив ее состояние, непременно тут же выкажет ей симпатию.
Слишком много людей было вокруг нее в эти последние дни, слишком многие притрагивались к ней, похлопывали по плечам. Дарси не привыкла к этому. Она подошла к зеркалу. На следующее после смерти Мэри утро Морин отыскала где-то четыре черных платья, которые были впору Дарси. Взглянув на оставшиеся три, она подумала, что ей совершенно все равно, которое из них она наденет. Все были из одной ткани. Все были простого покроя и вполне подходили для траура. Дарси попыталась вспомнить, которое лучше других сидело на ней, когда Морин заставила ее перемерить все платья. Меньше всего Дарси хотелось еще на несколько часов втискивать себя в тугой корсет.
Завтра она запрется в комнате и заберется в привычную для нее одежду – штаны и поношенную рубаху. Знакомые вещи помогут ей привести в порядок спутавшиеся мысли. Возможно, она... Дарси едва не вздрогнула, вспомнив, что все ее вещи находятся в отеле Эйдена. Как же вернуть их назад?
Еще одно решение, которое ей надо принять. Это уж слишком! Дарси была не в силах думать об этом. Одевшись, она пошла вниз, чувствуя, что мысли ее уносятся куда-то вдаль, и радуясь этому.
Глава 23
Дарси следила за заходом солнца сквозь окна собственной квартиры. Как долго все это продолжалось? – спросила она себя. Вероятно, ей надо вычислить это, чтобы окончательно не сойти с ума. Два дня после похорон она провела в доме О'Шонесси. На третий день ее посетили Мейзи с Натаном. Натан спросил, не стоит ли ему прислать сундуки с ее вещами на следующий день. По его словам, этим интересовался Эйден. Морин приосанилась и тут же заявила, что Дарси они ни к чему и что Натан может выбросить их в Чарлз-ривер.
К несчастью, весь разговор проходил в тот момент, когда Дарси пребывала в ясном рассудке. Выслушав Морин, она велела Натану отвезти все вещи к ней на квартиру. Морин побледнела и тут же прочла целую лекцию о расплате за грехи. Дарси стояла на своем – не потому, что ей уж так нужны были вещи, подаренные Эйденом, а потому, что инстинкт подсказывал ей, что она потеряет независимость, если сейчас уступит Морин, и до конца дней своих будет марионеткой в руках жены Мика.
Морин пригрозила выгнать Дарси из дома. Для нее этого было довольно. С глубоким чувством облегчения она кивнула и, сняв с крючка свой плащ, ушла. Мейзи с Натаном поспешили за ней и были весьма раздосадованы, когда она сказала, что
